всего страшнее — сначала так происходило в какие-то мгновения и возникало случайно, а с тех пор, как Репнин поселился в Лондоне, становилось все чаще, хотя он скрывал это от Нади, пока она была с ним. В первый год своей жизни в Лондоне Репнин даже обращался по этому поводу к ушнику.
Врач осмотрел его, измерил давление, запретил употребление алкоголя, а на прощанье, рассмеявшись,
спросил: не пищит ли этот голос у него в ушах по ночам наподобие сверчка? И предложил вообразить, будто он слышит не один, а два голоса. И пусть один как бы принадлежит некоему Джону, а другой — Джиму, и когда он убедится, что голоса слышит извне, пусть заткнет уши маленькими восковыми пробками.
Как Одиссей.
Врач произнес по-английски.
Но восковые пробки только ухудшили дело. Не помогало и то, что, узнавая голоса, Репнин восклицал: «Ага, да это же Джим» — или в другой раз: «Это Джон».
И Репнин продолжал все чаще слышать их шепот, слышать слова Барлова, его смех, узнавать его мысли. А в последнее время Барлов даже плакал.
Теперь Репнин реже с ним спорил. Наоборот, он часто сам хотел его услышать и внимал ему с беспомощной, грустной усмешкой, которую, еще будучи в Лондоне, заметила Надя, хотя и не знала, что она значит и отчего возникает. В тот вечер, в полудреме перелистывая альбом, он впервые громко, сердито прикрикнул на Барлова: «Молчи! Держи язык за зубами, Владимир Николаевич»
От страницы к странице, воскрешая все в памяти, он прошел возле Таврического дворца, возле Мраморного дворца без остановки. Это были просто здания, мимо которых более тридцати лет назад он ежедневно ходил. Картинки, и только.
Прошлое. Красные ничего не разрушили.
Однако надолго задержался на том месте, откуда фотограф снимал Марсово поле. В этом огромном парке все было размещено строго геометрически — и деревья, и дуги куртин, и аллеи, и кусты, треугольником окаймлявшие дорожки. И во всем чувствовалось воплощение огромной человеческой воли. Он был поражен безукоризненной чистотой дорожек, газона, расположением фонарей.
Красные ничего не испортили. Наоборот, сделали еще красивей.
Особенно тяжко было ему смотреть на фотографию огромных скульптур у Растральных колонн в светлой, прозрачной белой ночи на Васильевском острове, где ребенком он часто играл. Он долго стоял в тени под аркой Генерального штаба. Кто-то, видимо специально для фотографа, бросил крошки голубям, и голуби попали
на фотографию. Значит, сохранился и этот обычай после гибели на войне миллионов и миллионов русских солдат. Вероятно, оттого, что такое трогательное участие к голубям показалось ему здесь странным, Репнин начал быстро перелистывать страницы и задержался лишь на фотографии Адмиралтейства, не испытав никакого умиления перед красотой причудливого фасада Зимнего дворца, построенного архитектором Растрелли. Площадь перед дворцом была огромной. Сейчас стальными кружками на мостовой была обозначена прямая линия пешеходной дорожки. Это представляло собой нечто новое на площади, бывшей свидетельницей множества страшных событий.
Улица зодчего Росси казалась перенесенной из Лондона. Исаакиевский собор тоже. А Казанский — из резиденции папы в Риме. Монархический вкус.
Но невероятней всего выглядел на своем памятнике Кутузов — победитель Наполеона. Пузатый, в какой-то римской тоге, он протягивал вперед руку с маршальским жезлом.
А эмигрант Репнин не испытывал никакой ненависти к своей родине и городу, который навсегда отняла у него война. Не чувствовал он ненависти и к толпам мужчин, женщин и детей на Невском проспекте. Нисколечко. Все они были его соотечественниками, выросшими вместе с ним согражданами. Может быть, на фотографии изображены были те самые люди, которых он встречал в детстве.
«Хорошо вам говорить, князь»,— снова слышался шепот Барлова. А разве он прежде ходил к ним в гости? Разве он мог бы с ними общаться? Породниться? Он не посмел жениться даже на барышне Коноваловой, дочери полковника Коновалова.
«Средний класс, князь?» Да, да, лучше пере листнуть страницу книги, лучше смотреть на фотографии оград, чудесных, словно железное кружево, оград. Они повсюду — над речками, над каналами, они прекраснее, чем в Венеции, они окаймляют парки, в которых гуляют пары, молодость, любовь, да еще эти белые ночи, превращающие весь город и всю человеческую жизнь в сон. И множество дивных мостов, и их отражения в воде, и все каналы и реки — это тоже, конечно,— сон. Да и чем иным могли бы они сейчас быть для него? И чем иным было все, что он имел там в детстве, что некогда видел и навсегда потерял? Только сном.
На фотографии Первого мая перед Зимним дворцом шли нескончаемые колонны демонстрантов, с красными знаменами, с целым лесом красных знамен впереди. Они шли в безукоризненном порядке между рядами белых матросских бескозырок, образующих прямые линии и указывающих путь демонстрантам. Где им следует проходить. И даже глядя на эту фотографию, бывший юнкер не ощутил никакой ненависти к праздничным толпам людей. Он восхищался колоннами демонстрантов, дефилирующих перед Зимним дворцом, на котором также было водружено красное знамя.
Это знамя не посрамило себя в последней войне за Россию.
Они поменялись ролями. Даже ожидая собственного расстрела в Крыму, он не смог бы их уже оскорбить.
Вдруг Репнин вздрогнул, сон как рукой сняло, и он опять взял книгу. Она сама собой раскрылась. На фотографии снова был крейсер «Аврора», орудия которого провозгласили конец монархии и победу революции.
Репнин окаменел. Почему книга открывается именно на этой странице?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241