ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Он проезжает мимо, словно здесь не живет, никогда не жил и не будет жить. А в том, что высказал старухе, он нисколечко не раскаивается.
И хотя все происходящее выглядело, будто в детской сказке, невероятным, слова графини его оскорбили. Сам же он был уверен, что не сказал старухе и десятой доли того, что бы следовало ей сказать.
К своему удивлению, Репнин ощущал радость оттого, что едет в Лондон. Теперь он чувствовал себя чужаком не в Лондоне, а в этой маленькой, идиллической деревушке, и у него возникло желание снова переехать в Лондон.
Между тем зеленый автобус уже петлял по улицам Кингстона, а вскоре оказался в знакомом Репнину лондонском предместье. Затем он прибыл в Челзи, который Репнин прекрасно знал еще по военному времени и где ощущал себя как дома. Он жил тут в годы войны.
Неожиданно он вспомнил, что должен сообщить Джонсу — его немедленно требует к себе графиня — и отправить письмо Наде.
Надя была сейчас так далеко от него. За океаном. И все же связана с ним, если не любовью, то судьбой.
С удовлетворением он понимал: теперь, когда ее уже здесь нет, над ним не властен никто в Лондоне. Ни старая графиня, ни сам этот город, ни те, с кем он познакомился в Корнуолле, все те люди, которые вертятся вокруг него, словно договорившись не выпускать его из своего круга, будто он мышь, угодившая в мышеловку
Графиня теперь его уволит, это ясно. Он снова окажется на улице, но ни она, ни все другие ничего не смогут с ним поделать. Надю он спас. Она не кончит свои дни согбенной старухой в сточной канаве.
При этой мысли он испытал какое-то радостное удовлетворение, как будто, словно малое дитя, держал в объятиях свою жену, хотя она и была так далеко от него.
Рядом с ним в автобусе сидела молоденькая англичанка с ребенком. Девочкой лет пяти. Они собирались выходить. После захода солнца стало накрапывать. Мать надевала на дочку прозрачный голубой плащик. Девочка спокойно стояла и не сводила глаз с Репнина. А он, как все люди на пороге старости, с умилением рассматривал ребенка. Он видел, как ловко и заботливо материнские пальцы застегивают плащ на все пуговицы.
Когда они направились к выходу, Репнин подумал, что он уже видел, как кто-то точно так старательно застегивал плащ. Эта мысль привела его в волнение. Почему-то это было ему хорошо знакомо и очень близко. Что-то было у него с этим связано. Напрягая память, он вспомнил Надю.
Но, вдруг затосковав, он вспомнил сейчас совсем не то, что вспомнил бы любой муж, имеющий красавицу жену. Репнин увидел перед собой совсем не ту Надю, какой она была в последние дни перед своим отъездом — полуодетая, притихшая в его объятиях. В памяти воскрес не сладостный момент их любви перед разлукой, а нечто совсем иное, что долгие годы не имело никакого отношения к ее обнаженному телу, к их бурным ночам. Он вспомнил смешное, исполненное нежности движение жениных рук, когда он по утрам уходил на работу. Каждое утро она подходила и сама застегивала на все-все пуговицы ему пальто, летнее или зимнее, все равно.
Сам себя устыдившись, он видел перед собой уехавшую за океан жену и чувствовал на своей шее прикосновение ее пальцев. Ни одна женщина, из тех, что встречались на жизненном пути этого русского эмигранта,
даже во времена его ранней молодости, в Санкт-Петербурге не делала по утрам ничего подобного, при расставании после безумных, бесстыдных ночей любви. Во всяком случае, он такого припомнить не мог.
Первое время это внимание жены казалось ему смешным, а после нескольких лет брака стало даже раздражать. В последние годы эмиграции, когда они бедствовали в Париже и Лондоне, ее привычка, сохранившаяся, несмотря на все тяготы жизни, трогала его до глубины души. Теперь, уходя из дому, он уже интуитивно останавливался в дверях и ожидал этого, словно некоего оберега, веря, что тот охранит его от всякого зла, когда он окажется на улице, среди чужих людей.
Надя делала это молча, а он даже пытался иронизировать. С усмешкой говорил — вероятно, это своеобразное приветствие молодой женщины стареющему мужчине, который в любви уже не тот, что был прежде. Не таков, как его дед, который на седьмом десятке родил шестерых сыновей.
Иногда ему удавалось ускользнуть раньше, чем она успеет это сделать, он торопился выйти из дому, перегоняя собственную тень. Не застегивал верхнюю пуговицу даже зимой. Однако нередко сразу же возвращался, побоявшись уйти без этого ее напутствия.
В таком случае делал вид, будто что-то забыл.
Брал какую-нибудь газету, бумаги или книгу со своего стола, якобы им забытую и очень нужную. Ее привычка приобретала для него некий смысл в их совместной жизни, определяла все, что в тот день его ожидало и что станется с ними и с их любовью.
И вот сейчас он увидел, как незнакомая женщина точно так же застегивает плащик на ребенке, прежде чем: они выйдут из автобуса на дождь. То же самое движение рук, как у его жены. Что бы это могло означать? Он же не дитя! Надя не мать ему! Она его жена! И Репнин подумал, вероятно, она делала это, потому что у них не было детей?
В тот день, в Лондоне, он очутился в своем любимом районе, возле метро у храма святого Павла. И не мог понять, почему здесь, именно здесь он чувствует себя как дома. Потом вспомнил о почтамте. Надо сообщить Джонсу, что его срочно ждет графиня. Решил прямо на почте написать письмо Наде.
Репнин сам удивлялся той радости, которую испытал, очутившись в Лондоне после нескольких дней
отсутствия. С чего бы это? Хотелось подольше оттянуть возвращение в маленькую деревеньку на дороге в Доркинг. Хотелось на несколько часов остаться с Лондоном один на один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241
И хотя все происходящее выглядело, будто в детской сказке, невероятным, слова графини его оскорбили. Сам же он был уверен, что не сказал старухе и десятой доли того, что бы следовало ей сказать.
К своему удивлению, Репнин ощущал радость оттого, что едет в Лондон. Теперь он чувствовал себя чужаком не в Лондоне, а в этой маленькой, идиллической деревушке, и у него возникло желание снова переехать в Лондон.
Между тем зеленый автобус уже петлял по улицам Кингстона, а вскоре оказался в знакомом Репнину лондонском предместье. Затем он прибыл в Челзи, который Репнин прекрасно знал еще по военному времени и где ощущал себя как дома. Он жил тут в годы войны.
Неожиданно он вспомнил, что должен сообщить Джонсу — его немедленно требует к себе графиня — и отправить письмо Наде.
Надя была сейчас так далеко от него. За океаном. И все же связана с ним, если не любовью, то судьбой.
С удовлетворением он понимал: теперь, когда ее уже здесь нет, над ним не властен никто в Лондоне. Ни старая графиня, ни сам этот город, ни те, с кем он познакомился в Корнуолле, все те люди, которые вертятся вокруг него, словно договорившись не выпускать его из своего круга, будто он мышь, угодившая в мышеловку
Графиня теперь его уволит, это ясно. Он снова окажется на улице, но ни она, ни все другие ничего не смогут с ним поделать. Надю он спас. Она не кончит свои дни согбенной старухой в сточной канаве.
При этой мысли он испытал какое-то радостное удовлетворение, как будто, словно малое дитя, держал в объятиях свою жену, хотя она и была так далеко от него.
Рядом с ним в автобусе сидела молоденькая англичанка с ребенком. Девочкой лет пяти. Они собирались выходить. После захода солнца стало накрапывать. Мать надевала на дочку прозрачный голубой плащик. Девочка спокойно стояла и не сводила глаз с Репнина. А он, как все люди на пороге старости, с умилением рассматривал ребенка. Он видел, как ловко и заботливо материнские пальцы застегивают плащ на все пуговицы.
Когда они направились к выходу, Репнин подумал, что он уже видел, как кто-то точно так старательно застегивал плащ. Эта мысль привела его в волнение. Почему-то это было ему хорошо знакомо и очень близко. Что-то было у него с этим связано. Напрягая память, он вспомнил Надю.
Но, вдруг затосковав, он вспомнил сейчас совсем не то, что вспомнил бы любой муж, имеющий красавицу жену. Репнин увидел перед собой совсем не ту Надю, какой она была в последние дни перед своим отъездом — полуодетая, притихшая в его объятиях. В памяти воскрес не сладостный момент их любви перед разлукой, а нечто совсем иное, что долгие годы не имело никакого отношения к ее обнаженному телу, к их бурным ночам. Он вспомнил смешное, исполненное нежности движение жениных рук, когда он по утрам уходил на работу. Каждое утро она подходила и сама застегивала на все-все пуговицы ему пальто, летнее или зимнее, все равно.
Сам себя устыдившись, он видел перед собой уехавшую за океан жену и чувствовал на своей шее прикосновение ее пальцев. Ни одна женщина, из тех, что встречались на жизненном пути этого русского эмигранта,
даже во времена его ранней молодости, в Санкт-Петербурге не делала по утрам ничего подобного, при расставании после безумных, бесстыдных ночей любви. Во всяком случае, он такого припомнить не мог.
Первое время это внимание жены казалось ему смешным, а после нескольких лет брака стало даже раздражать. В последние годы эмиграции, когда они бедствовали в Париже и Лондоне, ее привычка, сохранившаяся, несмотря на все тяготы жизни, трогала его до глубины души. Теперь, уходя из дому, он уже интуитивно останавливался в дверях и ожидал этого, словно некоего оберега, веря, что тот охранит его от всякого зла, когда он окажется на улице, среди чужих людей.
Надя делала это молча, а он даже пытался иронизировать. С усмешкой говорил — вероятно, это своеобразное приветствие молодой женщины стареющему мужчине, который в любви уже не тот, что был прежде. Не таков, как его дед, который на седьмом десятке родил шестерых сыновей.
Иногда ему удавалось ускользнуть раньше, чем она успеет это сделать, он торопился выйти из дому, перегоняя собственную тень. Не застегивал верхнюю пуговицу даже зимой. Однако нередко сразу же возвращался, побоявшись уйти без этого ее напутствия.
В таком случае делал вид, будто что-то забыл.
Брал какую-нибудь газету, бумаги или книгу со своего стола, якобы им забытую и очень нужную. Ее привычка приобретала для него некий смысл в их совместной жизни, определяла все, что в тот день его ожидало и что станется с ними и с их любовью.
И вот сейчас он увидел, как незнакомая женщина точно так же застегивает плащик на ребенке, прежде чем: они выйдут из автобуса на дождь. То же самое движение рук, как у его жены. Что бы это могло означать? Он же не дитя! Надя не мать ему! Она его жена! И Репнин подумал, вероятно, она делала это, потому что у них не было детей?
В тот день, в Лондоне, он очутился в своем любимом районе, возле метро у храма святого Павла. И не мог понять, почему здесь, именно здесь он чувствует себя как дома. Потом вспомнил о почтамте. Надо сообщить Джонсу, что его срочно ждет графиня. Решил прямо на почте написать письмо Наде.
Репнин сам удивлялся той радости, которую испытал, очутившись в Лондоне после нескольких дней
отсутствия. С чего бы это? Хотелось подольше оттянуть возвращение в маленькую деревеньку на дороге в Доркинг. Хотелось на несколько часов остаться с Лондоном один на один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241