Рекуса он не боялся, Рекус его по-своему взбадривал, а вот чего не хватало, так это поддержки стоящего напротив Чебрюнаса, не хватало добродушной его болтовни, которая действовала бы успокаивающе, как журчание воды в раковине, как беззвучное скольжение сестер и санитарок, как звон падающих в кювету инструментов. С чего же это ты язык проглотил, друг Йонас? Чем недоволен? Что предстоит трудная и тонкая работенка? Ну и черт с тобой! Наримантас повернулся, протянул руки, чтобы сменили перчатки; эти руки принадлежали сейчас как бы не ему, а какому-то лучшему, чем он, хирургу, главное, они твердо знали, что и как надо делать. Он пошевелил пальцами, торопя сестру, она почему-то медлила. Наконец-то! Дело не в том, что сулит язва, важно, что она перерастает или уже переросла в опухоль — наверняка переросла! — ах ты, гадость!
Рекус заговорил было тоном оракула о лимфоузлах, которые-де не увеличены, Наримантас недовольно буркнул, велел взять материал для анализа и для плановой биопсии — уже из более глубокого слоя. Санитарка двигалась не спеша, словно на прогулке, поспею, мол/нечего горячку пороть; Чебрюнас почему-то опал, как тесто, движения у него вялые, а желудок к поджелудочной железе припаялся — необходима ювелирная точность.
— Это тебе, Йонас, не бумажки подписывать! — пошутил грубовато, как привыкли хирурги друг над другом, чтобы подбодрить товарища.
Пока его руки — не его, а может быть, лучшего, чем он, хирурга — дачали то, что было самым необходимым, а именно — отделяли желудок от поджелудочной и отсекали поврежденную его часть, — патологоанатом сообщил результаты первой биопсии.
— Что ты еще намерен делать? — послышался голос, которого долгое время не было слышно, голос, вылущившийся из молчания, невнятного бормотания и других бессмысленных звуков, голос Чебрюнаса.
— Будем продолжать, что начали. — Наримантас даже не взглянул на ассистента, все внимание отдано операции.
— По-моему, сделано все. Зашиваем — и к телевизору. Конные соревнования. Не интересуешься лошадьми, Винцас?
— А поджелудочная?
— Поджелудочная?
— Ослеп, что ли? Сестра, протрите доктору очки! Насухо!
— Не надо, я вижу. — Чебрюнас отмахивался от сестры, как от надоедливой мухи.
— Протрите, протрите! Он не видит опухоли, которую заметил даже наш молодой друг.
— Калиозная язва с признаками дегенерации! Принимая во внимание сращение желудка с поджелудочной железой... — Рекус замер с разинутым ртом, только теперь почуяв намечающееся несогласие хирургов.
— Биопсия не показала! Понимаешь ли ты, чем рискуешь? — В голосе Чебрюнаса, все еще дружеском и душевном, послышались нотки раздражения.
— Малое утешение. Смотри! — И Наримантас мизинцем очертил участок поджелудочной железы, который в начале операции отметил и сам Чебрюнас. Упоминание о риске Наримантас пропустил мимо ушей.
— Собираешься тронуть поджелудочную? — Раздражение Чебрюнаса нарастало, хотя оба они были привычны к небольшим спорам. — Гарантируешь, что не получим некроза?
— Что я, господь бог?
— А коль скоро не бог, учти, в лучшем случае получим фистулу, в худшем... Не новичок небось, не мне тебя учить!
— Я оперирую или?.. Кто разрешил расходиться? К столу! — Наримантас сердился напрасно — все стояли, как и прежде, только лица до неузнаваемости вытянулись. — Поехали дальше!
— Не горячись! Давай обсудим спокойно. — Рука Чебрюнаса прикрыла операционное поле... Теперь, по прошествии времени, этот эпизод казался чрезвычайно важным, тогда же Наримантас просто оттолкнул его руку. — Об ответственности подумал, Винцас? — Раздражение в голосе Чебрюнаса превратилось в предостережение, лишь чуть-чуть смягченное дружелюбием.
— О какой еще ответственности?! — Наримантас все еще чувствовал, что его руки лучше его самого знают, что делать, чтобы отвратительный узел перестал существовать. Все остальное было где-то далеко, как гудящий меж холмами город, как его личная, изборожденная заботами жизнь.
— Нет, ты одурел, с тобой невозможно договориться! — Чебрюнас развел руками, мотнул головой, оторвалась и далеко улетела капля пота.
— По-моему, коллега Наримантас прав, а коллега Чебрюнас... — начал было Рекус.
— Вашего мнения здесь не спрашивают! Слышите? Не спрашивают!
Наримантас прикрикнул не порядка ради, а со злобой, чего не любил делать, и Чебрюнас решил, что уломал его.
— Биопсия отрицательная, случай чертовски сложный: поджелудочная и так далее... Советую подумать о больном.
— Но... — Руки, готовые к манипуляциям, дрогнули, как от удара. — Во имя чего же мы бьемся, если не?..
— Все еще не соображаешь, кого оперируешь? Поджелудочная, здорова она или нездорова — неясно, а он — товарищ Казюкенас, величина! Думай, ты хозяин. — Чебрюнас деланно зевнул, подчеркивая свою, как у чернорабочего, подсобную роль, марлевая маска чуть не вся влезла в рот.
— Но ведь поджелудочная, Йонас, поджелудочная! Взгляни еще разок!
— Как хочешь, а я умываю руки! — Чебрюнас отступил от стола.
— Торопитесь! — Глаза анестезиолога черными жучками начали бегать от одного к другому. — Давление падает... Торопитесь!
Послышался треск, словно перегорела лампа или кто-то неосторожным движением толкнул столик с инструментами. Нет/ не перегорела, и столик никто не толкал, Наримантасу померещилось, в его мозгу замелькали, картины, ничего общего не имеющие со стерильной обстановкой операционной... В куски разлетелось согласие, объединявшее хирургов, пусть даже спорили они иногда друг с другом... Наримантас огляделся, словно его вывели за красную линию и был он уже не врачом, а лишь человеком, обряженным в доспехи хирурга, и товарищи его изменились, они тоже не такие, какими были минуту назад, они тоже — только облаченные в одежды прежних.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160