На Айасте женщины всегда оставались за спиной у мужчин, стригли овец, шелушили бобы и тихо уходили в иной мир. Та же судьба ожидает и Роози, даром что она жадно читает «Хозяйку хутора» и ходит в народный дом на курсы рукоделия. Она молода, хороша собой, в самом расцвете сил.
Два года назад Таавет без долгих слов уволил разговорчивого батрака, малого из Кирепы, и выплатил ему деньги за две недели вперед. Парень начал распускать хвост перед Роози, так по крайней мере показалось Таавету. Разумеется, ничего серьезного между ними не случилось. Роози слишком любила своего мужа, как она сама говорила. Но все же то, что она чувствовала по отношению к Таавету, было скорее благодарностью, что хозяйский сын так неожиданно вызволил ее из батрачек; в конце концов это неважно. Батрак, посвистывая, собрал свой узел, пытаясь показать, что уход с хутора для него все равно что насморк, не больше. Роози, за спиной у мужа, дала из кладовой ему кусище окорока и пожелала всего наилучшего. И пожалуй, даже не запретила бы батраку поцеловать себя на прощанье — в полутьме на пороге кладовки, будь парень немножко порасторопней.
Таавет был тоже мужик не промах, жизнерадостный, охочий до шутки, где только можно. Когда он принаряжался, повязывал галстук и надевал на голову серую бархатную шляпу, то был как джентльмен, которых показывают в Тарту в кино. Роози порой подозревала, не завелась ли у мужа любовница, раз он так важно ходит в народный дом и на прочие вечеринки — играть на трубе. «Кому-то ведь надо для развлечения общества реветь по-бычьи!» — говорил Таавет, когда был в духе. Роози заподозрила румяную учительницу, которая весной на школьном вечере танцевала с Тааветом и, как казалось Роози, слишком доверчиво опиралась о его локоть. Роози, конечно, не стала мозолить глаза мужу, явного ведь ничего не было. Она лишь слегка надулась после танцев, пока муж не сдобрил все принесенными из буфета пирожными. Она не способна была злиться на мужа. Она многого не умела, но нравиться мужу и умела, и старалась ото всей души.
Но по крайней мере сегодня Роози не стоит переживать, что ее муженек увивается за другими. Он поднимает с цементной лестницы молочной станции бидоны с обратом и ставит на телегу. Пачечки с маслом он уже сунул под сено. Он хватает вожжи со спины лошади, смотрит на сонный поселок, словно пытается припомнить что-то хорошее, невольно забытое. Затем прыгает в телегу, садится на мешок с сеном и понукает каурого. Таавету сегодня надо спешить — на хуторе ожидают молотилку, и надо до того кое-что сделать. Он доезжает до народного дома, окрашенного красной шведской краской, и вспоминает, что курево на исходе. Заворачивает лошадь к ресторану. Ресторан еще закрыт, он открывается обычно в полдень, но Таавет надеется войти с черного хода.
У изгрызенной коновязи он ставит каурого к сучковатому месту, которое лошади, пожалуй, и со скуки кусать не будут. Таавет с удивлением замечает, что белая лошадь Пауля Кяо тоже стоит здесь с возом гонта. Хозяин Айасте приличия ради счищает с пиджака соринки, поглядывает на сапоги. Он вполне в форме, ничего не скажешь.
Эльмар Лузиксепп, машинист парового котла, как раз ставит велосипед у стены лавки и копошится, нагнувшись к обшлагам брюк. Когда он съезжал с горы Саннакене, брючина попала в цепь. Вот сатана! — ругается Эльмар. Таавет поглядывает на него, ему надо бы поговорить с машинистом; никак не удается завязать разговор, и он откладывает его на завтра. Тем более что дело, о котором он хочет сказать, не спешное.
На стене приколот кнопками какой-то листок. Таавет интереса ради подходит поближе. Читая извещение, он чувствует, как жаркая волна проходит по телу. Ничего веселого, где уж там! Ровным, прямым почерком сообщается, что сегодня на хуторе Айасте произойдет аукцион. Для хозяина это не бог весть какая потрясающая новость — еще две недели назад был судебный исполнитель и арестовал имущество; Таавет невольно вздыхает. Да, дрянная история. Конечно, хутор они не распродадут, нет! Дело далеко не так уж плохо, однако овечье стадо и инвентарь потерпит урон. Один стыд этот аукцион, иначе не скажешь. И деревенским будет о чем злорадствовать и сплетничать. Таавет винит э мыслях брата, человека просвещенного, который не смог (или не захотел) избавить его от роли поручителя. А теперь, деревенщина, выкручивайся, как хочешь! Может быть, Карл считал, что от такого пустякового векселя Айасте не захиреет.
Машинисту нет никакого дела до забот Таавета. Он не читал объявления, а если и читал, то оно оставило его почти равнодушным. Этот сухощавый незаметный человек, который и слесарит, и запаивает ведра, и кроет крыши, всегда нужен, пусть хоть вся деревня идет с молотка. Он переходит с молотилкой и паровым котлом с хутора на хутор, молотит хлеб, что дает природа, а до остального ему дела нет. Он идет по стопам отца, который уже покоится на кладбище. Тут было бы нелишним заметить, что в деревне Тухакопли произошла смена поколений. Это протекало спокойно, не было ни разбитых окон, ни пролитой крови. Просто отцвело одно поколение, стало прахом, и другое незаметно пришло ему на смену. Как трава на лугу,— сказал бы какой-нибудь златоуст.
Если дети, государства и планеты — плоды случайности, почему бы случай не мог свести двух людей на перекрестке дорог. Они могли бы пить вдвоем пиво, почему бы и нет. Могли бы распить даже четвертинку, хотя погода знойная и времени мало. Эльмар улыбается, он наконец-то высвободил свою злосчастную штанину из велосипедной цепи. Бросив взгляд на хозяина Айасте, он вспоминает вчерашний вечер, когда молотил рожь на хуторе Кяо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54