— Вот так птица, а? — говорил отец, сияя от радости.— Словно прилетела с острова Борнхольм!
Чайка плыла на льдине, лапки ее примерзли, — отец с трудом добрался до нее.
— Я вырубил ее изо льда деревянным башмаком, так я делал еще мальчишкой.
По дороге домой отца задержал полицейский,— должно быть, потому, что он прятал что-то под курткой.
— Мы оба скатились в канаву, но ему не поздоровилось, — рассказывал отец, смеясь. — Попало бы и еще больше, но я думал о птице. Посмотрите—она целехонька.
Отец сидел на краю моей постели и рассказывал, а чайка с закрытыми глазами стояла на одной ноге у меня на груди. В этот вечер мы гордились отцом, любили его, несмотря на винный запах, который шел от него. Мать, облокотясь на стол, не сводила глаз с отца и внимательно слушала. Георг сжимал кулаки.
— Вот я покажу полицейским, когда вырасту! — злобно заявил он.
— Ах ты!—Мать звонко рассмеялась. — Тебе ведь только шесть лет!
— Он молодчина!—кивнул отец. — Может уже сам укладывать булыжник.
Мне тоже хотелось услышать от отца подобную похвалу. Но он, человек железного здоровья, считал меня просто «неженкой».
Георгу, который обычно спал на стульях около отца и матери, в этот вечер постелили на диване, у меня в ногах, и дверь в комнату притворили. Когда отец и мать пожелали нам спокойной ночи, у них -был такой вид, будто они готовили какой-то сюрприз, как в день рождения. Никогда они не смотрели друг на друга так ласково. Возможно, причиной этому была белая птица.
Она стояла на одной ноге около печки. Мать расщедрилась и подложила в печь еще куска два торфа. Свет из поддувала падал на птицу. Я долго лежал и смотрел на это красивое зрелище, пока сон не одолел меня. Брат, который порядком устал, заснул сразу.
Когда я проснулся, губы мои были сплошь покрыты болячками и слиплись так, что матери пришлось отмачивать их теплой водой, а отцу разрезать корку ножницами. В то утро он не пошел на работу. По всему чувствовалось, что вчера был праздник. На печке благоухал кофейник, а брат побежал к булочнику за вкусными сладкими булочками. Чудесно было проснуться таким образом!
Днем отец зарезал чайку, а мать изжарила ее в чугунке. И хотя от нее шел очень вкусный запах, мне казалось, что постепенно улетучивается радостное настроение в доме. Белая птица, принесшая счастье, так странно хрустела на крепких зубах отца. После полудня он оделся и ушел. Мать вздохнула. Снова наступили будни.
Во время болезни, длившейся полгода, а может, и больше, я редко видел свою маленькую сестричку. Мать, очевидно, старалась держать ее подальше от меня. Я же не вспоминал о ней, видимо потому, что был тяжело болен. Когда я начал поправляться, сестричка вновь заняла прочное место в моей жизни. До сих пор я слышу ее голосок: «На ручки!» Она очень любила играть у меня на кровати. И мать не возражала против этого: пока я болел, все в доме было запущено, и теперь ей приходилось много работать.
Многодетность бедняков имеет и свою положительную сторону: родственные чувства у них развиты сильнее, чем у богатых. Дети бедняков сами воспитывают друг друга. Единственный ребенок в семье в худшем положении, чем тот, у которого целая куча братьев и сестер. Казалось бы, чем меньше детей, тем больше должно быть в семье средств. Но это не всегда так. Часто бездетные родители сильно ограничены в деньгах, в то время как дети бедняков рано начинают сами зарабатывать. Старшие дети в семье всегда заботятся о младших, поэтому бедняки с детства привыкают помогать друг другу.
Когда я окончательно выздоровел, то начал ухаживать за младшей сестричкой. Матери снова пришлось работать, а Георг получил место посыльного. Мы же, двое младших, должны были проводить целый день одни, что было совсем не легко. Это время кажется мне самым тяжелым в моей жизни.
Вероятно, было лето, так как я не мерз и печка уже не топилась, — иначе я помнил бы об этом, поскольку самой сложной моей обязанностью было следить, чтобы сестренка не подходила слишком близко к печке. Мать внушала мне, что если я отвлекусь, посмотрю в другую сторону или задумаюсь на минуту, случится несчастье: сестренка может сгореть. Газеты много писали о маленьких детях, которые заживо сгорели из-за беспечности и равнодушия окружающих. Рассказов об этих страшных случаях было вполне достаточно, чтобы пробудить во мне чувство ответственности.
Но я и без того хорошо знал свои обязанности. Впоследствии я часто удивлялся, как это я, маленький мальчик, к тому же не особенно крепкий и нуждавшийся в заботе и ласке, находил в себе силы и терпение изо дня в день нянчить сестренку. Конечно, уход за ней был не бог весть какой, однако приходилось все время быть начеку. Может быть, это и странно, но чувство ответственности, пожалуй, сильнее всего развито у болезненных людей, и особенно удивительно — что это чувство, самое непонятное из всех таинственных проявлений жизни, пробудилось у четырех-пятилетнего малыша, усложняя его и без того нелегкое существование. Пожалуй, есть глубокий смысл в том, что именно люди, меньше всего получившие от жизни, несут на себе больше всего обязанностей. Мир создается руками бедняков.
Да, конечно, было лето. Отец уехал далеко, а этого никогда не случалось зимой. Он жил в Ютландии — работал на постройке моста. Мать торговала креветками, развозила их на тележке. Она опять работала вместе с мадам Сандру, несмотря на то, что недавно они поссорились и расстались смертельными врагами.
Ах, как много было вокруг такого, что с трудом умещалось в детской головке! «Никогда, — сказала мать,— никогда в жизни я не стану больше связываться с этой прожженной воровкой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54