Справедливость и на стороне Василе, потому что после смерти его дочери и ее ребенка полагалось бы, чтобы состояние возвратилось к тому, кто нажил его своим трудом... Мне, вашему духовному пастырю, равно дороги вы оба, и я бы желал, чтобы вы обрели равное счастье на земле и на небесах, вместе с мудрыми людьми, с которыми мы тут сообща старались, как могли, примирить вас наилучшим образом. Вы же строптивы и неподатливы, как две сабли, что не вложишь в одни ножны. Поэтому вот как я рассудил, выслушав вас: владейте оба тем, чем пользуетесь сейчас, — ты, Василе, домом и участками, которые он тебе оставил, а ты, Ион, достоянием, которое тебе даровал господь своей милостью. Но я все же полагаю, что было бы несправедливым, если бы владения эти попали в чужие руки. Жизнь человеческая — что маков цвет. Нынче цветет, завтра — опадает... Может, ты, Ион, скоро женишься, обзаведешься детьми, а может, не приведи бог, и закроешь глаза, когда будешь мнить себя здоровешеньким... И тогда разве не обидно будет, что твое достояние отойдет к тому, кому ты и не желаешь?.. Вот я и полагал более разумным и благим, чтобы вы оба дали обет оставить все, чем владеете, святой церкви, в том случае, если вы, не дай господи, скончаетесь, не имея прямых наследников, то есть бездетными... Поступив таким образом, вы упрочите власть господню на земле и господь примет ваши души на веки вечные!
Священник умолк, потупил глаза, как бы ожидая, пока его речь воздействует на присутствующих. Потом, когда он понял, что все согласны с его мнением, то удалился в спаленку, предоставив всем убеждать двоих спорщиков. После долгих разговоров почтенные сельчане сумели все же уговорить их подать друг другу руки... Тут Белчуг опять вышел к ним с письменным документом. Увидя бумагу, Ион на минуту заколебался, но все-таки подписал, решив про себя, что это пустая безделица, все равно он скоро женится, народятся дети, они и будут наследниками. Василе радовался, что если уж ему не вернуть свое достояние, так, по крайней мере, оно не разойдется по родне Гланеташу.
— Так! — сказал священник, старательно складывая акт. — Я оглашу с амвона перед прихожанами ваше христианское решение... Да благословит вас господь !
После этого Василе Бачу завернул в корчму, напился и подрался со стражником Козмой Чокэнашем. А Ион отправился к Джеордже рассказать ему, что он сделал. И после он уже думал только о будущей жене.
4
Титу рассчитывал переехать границу с тремя сотнями крон. Эта сумма у него уже была, но сверх того нужны были хотя бы мелкие деньги на дорогу. Прежде, пока он не был знаком с родней из Румынии, его угнетала мысль, что он пускается в странствия с тремя сотнями крон; теперь он был совершенно спокоен, как будто уезжал из Припаса в Лушку или в Мэгуру... Его только смущало, что ему недостает на дорогу; как он ни старался, ему не удавалось прикопить сколько-нибудь, и неприкосновенность его капиталов была под угрозой.
Спасительная идея осенила его, когда он как-то прочел в газете, что Ассоциация культуры и литературы румынского народа созывает в Сибиу съезд в сентябре месяце... Прочтя это, он увидел на столе «Трибуну Бистрицы», местную еженедельную газету, и подумал: что, если он поедет представителем этой газеты на торжества «Астры»? Во-первых, сэкономит деньги и, во-вторых, сразу познакомится со всей румынской интеллигенцией Трансильвании, прежде чем расстаться с ней неизвестно на какой срок... Кстати, «Трибуна Бистрицы» в свое время перепечатала из журнала «Фамилия» его стихи, воздав должную хвалу «выдающемуся поэту из долины Сомеша»... Он тотчас сел и написал несколько прочувствованных строк директору газеты, адвокату без клиентуры и ярому националисту, попросив у него удостоверение и денег на поездку. Ответное письмо от директора пришло через три дня, с удостоверением и прискорбной вестью, что газета еле перебивается с недели на неделю, следовательно, «выдающийся поэт» совершит благородный подвиг во славу румын, представительствуя от газеты, если возможно, на собственные средства... Титу между тем рисовал себе, как его обступают и обласкивают в Сибиу, ибо он — глас целого румынского края, и, во-одушевясь мыслью представлять там «Трибуну Бистрицы», он перестал беспокоиться, что ему не прислали денег и что его расчеты по-прежнему осложняются недостатком какой-то мелочи.
За неделю до отъезда он отправился домой, чтобы спокойно собраться и проститься со всеми знакомыми, потому как человек знает лишь, когда тронется в путь, а когда обратно вернется — это одному богу ведомо. Кэлдэрару при прощании с^бнял его, не преминув сказать, что еще не поздно одуматься, а Титу с улыбкой поблагодарил его за совет.
В Армадии все уже знали, что Титу собирается в Румынию, и поражались его смелости. А когда стало известно, что он примет участие в торжествах «Астры», на которых давно еще довелось раз побывать одному только учителю Спэтару, и, главное, едет представителем «Трибуны», многие завидовали ему и поздравляли.
Госпожа Херделя проливала слезы, стирая и гладя его белье, а Гиги каждый день укладывала ему чемодан, потом опять разбирала, стараясь уложить получше и покрасивее, чтобы его не засмеяли собратья в Румынии. Вечером Херделя-отец и сын держали совет. Так как у Титу были осложнения с отбыванием воинской повинности, он не мог получить заграничного паспорта. Херделя объяснил ему, как раздобыть в Сибиу обычный пропуск на проезд через границу, а уж когда он попадет в Румынию, ему и паспорт не понадобится... Между прочим, старик признался ему, что подал прошение о пенсии, а Титу от души одобрил его и еще взялся сообщить это г-же Херделе, что и проделал весьма искусно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156