.. И Титу тут же выискал для себя оправдание: он ведь сопротивлялся, Танца пришла к нему сама, да и не всякая любовь, какой бы пылкой она ни была, обязательно должна увенчаться браком. Ведь в других случаях... Но тут же он сам устыдился своих оправданий и оборвал себя: «Какой же ты подлец, Титу! Как тебе только не стыдно!»
4
Григоре Юга не мог больше оставаться в поместье. Его терзало не только одиночество, но и настойчивые уговоры отца не разрушать семью из-за вполне естественных, а главное, преходящих недоразумений. Рассказать отцу всю правду он не мог, было стыдно и противно. Он считал себя униженным тем, что за пять лет совместной жизни не сумел внушить жене хотя бы самое элементарное уважение, раз она оказалась способна изменять ему в их собственном доме. Кроме того, он не был уверен в своей непреклонности. Нередко он ловил себя на том, что выискивает для Надины извинения, и боялся, что любовь его еще не умерла, что она лишь ждет повода, чтобы все забыть и продолжать жизнь по-старому. Григоре сам себя презирал и опасался собственной слабости. В сутолоке Бухареста он хотя бы не будет одинок.
Он переехал к тете Мариуке, в ту комнату, где провел студенческие годы. Компата была заботливо убрана. Увидев, что она пришлась племяннику по вкусу, тетя удовлетворенно заметила:
— Тебе здесь нравится, Григорицэ?.. Я сама все устроила. Хочу, чтобы ты чувствовал себя как дома, не испытывал ни в чем недостатка, не жалел, что...
Она замолчала. Тетя Мариука знала, что для Григоре не секрет ее всегдашняя неприязнь к Надине, и сейчас она не хотела даже упоминать о ней. Но Григоре неожиданно ответил:
— Что касается сожалений, тетя милая, то можешь не беспокоиться! Григоре условился о встрече с Гогу Ионеску, и на следующий день они увиделись в клубе. Гогу был потрясен. Он ничего не понимал. Когда Надина сказала ему об их решении развестись, он пришел в ужас. Да как это возможно? Он считал, что они живут в самом полном и нежном согласии. Конечно, он не вправе вмешиваться или давать какие-либо советы в таком деликатном вопросе, но... Он любит Григорицэ, как брата, и не изменит своего отношения к нему, независимо от их родственных связей. Несомненно, Надина — натура сложная, и с ней, вероятно, не легко. Хотя он придерживается правила не вмешиваться в личные дела других, даже родственников, все-таки он ей много раз говорил, что она слишком кокетлива и злоупотребляет терпимостью своего мужа...
Под конец оп обещал узнать у Надипы от имени Григоре, возбудила ли она официально дело о разводе и в каком оно положении. Гогу, конечно, прекрасно понимает, что раз Григоре покинул супружеский очаг, значит, у него есть тысяча причин не вести переговоры непосредственно с нею.
На следующий день они встретились снова, и Гогу сообщил со всеми подробностями, что Надина, как только вернулась в Бухарест, то есть дней десять назад, пригласила к себе адвоката Олимпа Ставрата и попросила его немедленно возбудить дело о разводе. Скорее всего, документы уже переданы в суд. Григоре поблагодарил, попросил передать его благодарность Надине и заверить ее, что он тоже примет все меры для ускорения дела, так как они оба заинтересованы в том, чтобы быстрее покончить с формальностями и вновь обрести свободу.
Из клуба Григоре пошел к Балоляну. Тот еще ничего не знал. Удивился. Выразил сожаление. Мелания присоединилась к мужу. Они не отпускали Григоре — он обязательно должен остаться у них обедать, теперь у него нет никаких предлогов для отказа!.. Григоре заблаговременно заковал себя в броню, стараясь защититься от любых соболезнований. Перед тем как перейти из своего роскошного рабочего кабинета в столовую, Балоляну принял официальный вид.
— Значит, ваше решение серьезно и окончательно, Григоре?
— Разве в таких вопросах можно шутить, Александру?
— В таком случае я тоже займусь этим делом и заверяю тебя, что развод будет оформлен в кратчайший срок! — веско заявил адвокат и через секунду жизнерадостно, как всегда, добавил: — Благодаря моему скромному таланту в суде я всегда на коне!
— Надеюсь только, что на сей раз ты будешь действовать быстрее, чем в случае с моим трансильванским другом, если ты о нем помнишь,— шутливо упрекнул его Григоре.
Балоляну на мгновение опешил, по тут же воскликнул с дружелюбным негодованием:
— Почему же ты, Григорицэ, только сегодня напоминаешь мне об этом молодом человеке? Я даже фамилию его забыл!.. Мы ведь как будто условились, чтобы он зашел ко мне и... Так почему же этот юноша до сих пор появляется?
— Ладно, теперь можешь о пом пе беспокоиться, я его пристроил в редакцию «Дранслула»...
— Ага! Значит, вы его уже завербовали для своей партии! — расхохотался Балоляну.— А нас же обвиняете в сектантстве!
На всякий случай Григоре несколько раз сам заходил с Балоляну в суд. Лишь убедившись в том, что первые формальности уже выполнены, он немного успокоился и счел себя вправе пойти к Пределяну. У него в ушах еще звучал собственный голос, выспренне провозглашающий: «Я влюблен»,— и он стыдился этого воспоминания... О Надине он рассказал одному лишь Пределяну, без свидетелей. Виктор, по-видимому, был удивлен, но расспрашивать ни о чем не стал. За столом и после обеда Текла не упомянула о Надине ни единым словом, как, впрочем, и ее сестра — Ольга Постельнику, хотя Григоре заметил, что та несколько раз посмотрела на него с едва скрытым любопытством. Беседовали они о всякой всячине, только о политике не говорили. Особенно подробно болтали о всевозможных балах, спектаклях, приемах и других развлечениях, занимавших тогда все светское общество Бухареста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170