— Ты же сам говорил, что достаточно она измывалась над нами...
— Неужто она над тобой измывалась или надо мной?
— Ну, ты как хочешь, дело твое! — продолжал еще яростнее Тоадер.— А я вдовец, застоялся, невмоготу мне... На, Илие, подержи! — закончил он резко, повернулся к Илие Кырла-ну и отдал ему топор.— Не буду я плясать под дудку других, кто...— не закончил он и, бормоча себе что-то под нос, взбежал на террасу и исчез в доме. Иляна в ужасе вцепилась Петре в руку.
— Не пускай его, Петрикэ, он ее убьет!..
— Да пусть все к черту провалится, коли не слушают меня,— пробормотал, сдерживаясь, парень.— Я-то сказал, а он...
В тот миг, когда Тоадер ворвался в вестибюль, Надина, уже совсем одетая, с сумочкой в руках, выходила из спальни. Увидев ее, Тоадер шагнул к ней, насмешливо крикнув:
— Куда побежала, красавица?.. Погоди, дай и мне твои губки!
Надина на секунду заколебалась, но тут же метнулась в гостиную и заперла дверь на ключ. Разозленный Тоадер, даже не попробовав нажать на ручку, палег плечом на дверь и выставил ее.
— На помощь!.. На помощь!..— закричала Надина. Глаза ее расширились от ужаса.
— Я что, не нравлюсь тебе, барыня? — оскалился Тоадер.— Ничего, зато ты мне нравишься,
— Помогите!..
— Не верещи, паскуда! — пробормотал Тоадер, схватив ее за горло.
Крик Надины угас, будто его вырвали с корнем...
Через несколько минут Тоадер Стрымбу снова появился на террасе, довольно ухмыляясь. Сумочка Надины лежала в кармане его сермяги. Он взял свой топор у Илие, хрипло бросив:
— Поди и ты, Илие, может, она еще теплая!
Все уставились на него с опасливым любопытством. —- Ой, он убил барыню! — взвизгнула Иляна.— Убийца!.. Убийца!..
— Ох ты! — ахнул и Петре.— Неужто и впрямь ты пошел на такое, Тодерицэ?..
— Померла, как цыпленок, ей-богу! — спокойно ответил Тоадер Стрымбу.^- Я ее только чуть стиснул, чтоб не орала зря, а она и дышать перестала.
— Вот беда какая,— еще удрученнее пробормотал Петре.— Что ж ты наделал, Тодерицэ...
Крестьянин уставился на Петре, а потом и на остальных с удивлением, которое постепенно переходило в возмущение и гнев. Давно не бритая щетина на его скуластом лице топорщилась, маленькие, глубоко запавшие глаза налились кровью и сверкали, как два горящих уголька на сильном ветру. Он заревел, точно разъяренный зверь, судорожно переступая с ноги на ногу, будто касался босыми пятками раскаленного железа, заикаясь и захлебываясь от бешенства:
— Ну и что с того, что померла?.. А как же моя баба померла молодой с голоду, а я не мог ее даже к дохтуру отвезти? Хоть какой мироед почесался из-за того, что померла баба Тоадера Стрымбу? Я и сейчас еще должен и мужикам и попу за похороны, дети голодные сидят, а земли ни клочка нет, да и сил моих больше нету! Работаю так, что хребет ломит, и все одно детишек кормить нечем... А вы еще недовольны, что я отправил ее на тот свет. Надо было нам наброситься на нее всем миром и плюнуть на эту падаль, которая с жиру бесилась и приехала сюда, чтоб не оставлять нам землю, а отдать своим же живоглотам... Только я их всех вырежу, кого только встречу, зарублю топором... чтоб не осталось и следа господ, чтоб изничтожить всех до единого!
Тоадер размахивал топором над головой, а его хриплый голос будто рвался из треснутой трубы:
— Достаточно мы терпели да мучились... Все! Хочу теперь отвести душу!.. Напьюсь господской кровушки, а не то нутро у меня сгорит!
Он рубанул топором по окну усадьбы. Стекла и рама разлетелись вдребезги. Толпа, тотчас заразившись его разрушительной яростью, тоже бросилась, вооружаясь чем попало, ломать и крушить все вокруг. Жена Думитру вопила и рвала на себе волосы, дрожа за свои вещи. Тем временем Иляна вбежала в дом, чтобы своими глазами увидеть, что случилось с Надиной. Павел Тунсу с самого начала нацелился на автомобиль. Он нашел в сарае заступ и принялся бить им по машине, злясь, что не может уничтожить ее быстрее. Увидев наконец, что он пробил бак для бензина, Тунсу отбросил заступ, вырвал из-под стрехи охапку сена, свернул в жгут, пошарил по карманам, нашел спички, осторожно поджег сено, чуть подождал, пока оно разгорелось ярким пламенем, и лишь тогда бросил его под машину, в натекшую лужу бензина. Голубоватый огонь охватил весь автомобиль, взвился к гонтовой кровле и скользнул на чердак, набитый сеном. Через несколько секунд все хозяйственные пристройки окутались огромной тучей дыма, откуда, бешено извиваясь, вырывались желтые языки пламени.
— Горит!.. Горит!..— с дикой радостью завопили вокруг.
— Ух, как согревает душу! — заорал Тоадер Стрымбу. Лицо его заливал пот. Он метнулся к пылающему зданию, словно собираясь кинуться в огонь.
Петре растерянно застыл у террасы, глядя, будто во сне, на метавшуюся по двору толпу. Лишь немного спустя он увидел, что Матей Дулману тоже не двинулся с места.
— Пошли, Петрикэ, вынесем барыню из дому, а то доберется до нее огонь, и большой будет грех, коли сгорит ее тело в пламени.
— Твоя правда, дядюшка Матей,— поспешно согласился Петре.— Народ-то совсем обезумел!
Как раз в эту минуту из обреченного дома вышла Иляна, неся на руках Надину, покрытую белой простыней.
5
Редакция «Дранелула» была как в трауре. Придя туда в четверг утром, к десяти, Титу не застал даже Рошу за его знаменитым письменным столом, заваленным газетами. Правда, Титу сказали, что Рошу уже заходил, совсем недавно ушел и просил передать, что через полчаса вернется.
Херделя пришел в редакцию позднее обычного, потому что, выполпяя обещание, данное накануне Григоре Юге, заходил по дороге в министерство внутренних дел к Модряну, чтобы узнать, не слышно ли чего об уезде Арджеш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170