Ты слушай, что пишет на конверте: «...мастеру по литью колокольчиков Мемо-эфенди». Видал? Я— эфенди!
Развертываю я бумажку с печатными буквами, читаю: «При получении сего письма сразу отправляйся в город и явись ко мне». И подпись начальника отдела. Явимся! Отчего не явиться?
Развертываю бумажку, писанную от руки, от командира письмо читаю: «Я не получил ответа на свое первое письмо. Думаю, что оно до тебя не дошло. На этот раз посылаю письмо через военный отдел... Относительно выбора нового места для поселения не беспокойтесь. В отделе по распределению государственной земли вам подыщут что-нибудь подходящее. Губернатору отосланы на подпись документы о вашем переселении. Я подробно описал состояние ваших дел Фахри-бею, начальнику военного отдела. Он вам непременно поможет. Если встретите трудности, вновь напишите мне. Я приму меры. Целую всех вас. Да поможет вам аллах!»
Прочел я — чуть в пляс не пустился.
Принялись мы жандарма угощать на радостях. Накормили до отвала и в суму его всякой снеди напихали. Джано ему две меджидие подарил.
Дал мне жандарм конверт подписать, в суму его к себе убрал.
— Мне пора,— говорит.— Путь неблизкий. Проводили мы его до большой дороги. Вернулись на мельницу, я и говорю Джано:
— Пойти, что ль, в деревню, рассказать народу про нашу радость?
— А что ж не пойти! Однако Джемо заартачилась.
— Дело не слажено, а вы уже хотите народ баламутить. Дойдет дело до Сорика-оглу, он вам всю игру попортит.
Погладил ее Джано по волосам.
— Верно говоришь, дочка. С радости чумеет человек, готов про нее всему свету раструбить. А Сорик-оглу проведает — с властями рядиться не будет, на нас же отыграется.
На том и порешили: молчать, покуда дело не слажено.
Наутро отправился я в город, разыскал там Фах. ри-бея, начальника военного отдела. Встретил он меня, как родного сына: подошел, обнял, усадил с собой рядом, чаю велел принести. Потом стал рассказывать, откуда он моего командира знает.
— Мы с ним,— говорит,— всю гражданскую войну рука об руку прошли. Дважды он меня от смерти спасал. Для него я что хочешь сделаю. Получаю недавно от него письмо, про вас пишет. Я не мешкая за дело взялся. И что же? Нашел для вас прекрасное место: двадцать пустующих землянок! Народ оттуда выселен за участие в восстании против Гази. Землянки, правда, пообрушились, но если руки приложить, будут вполне пригодны для жилья. Зато пастбища великолепные. К тому же эта деревня относится к нашему уезду.
— А где такая?
— От города четыре часа ходьбы. Чакалгедии, слыхал про такое место?
— Как не слыхать! Чуть выше того озера, где мой дядя утонул. Богатые места! А что, хозяев в тех краях нету?
— Был и ага. За участие'в восстании против за. конного правительства осужден, отбывает наказание. Теперь его бывшие владения — государственная земля. Одно время их собирались в аренду сдать. Теперь сдавать не будут, вам отдадут. Станете вы хозяевами этой земли. Ну, доволен?
Вскочил я с места, руку ему поцеловал.
— Не знаю, как тебя благодарить. Да продлит аллах твою жизнь, да пошлет тебе одни радости! Никогда не забудем, что ты нас к жизни вернул!
Фахри-бей достает из ящичка стола бумагу.
— Этот документ отвезешь в деревню. Пусть желающие переселиться поставят здесь отпечатки пальцев, а староста — свою печать. После этого бумагу возвратишь мне. За остальное не беспокойтесь. Все для вас сделаем. Из банка ссуду возьмем, семян выпишем.
— Аллах тебя наградит, командир!
Сунул я желтый конверт с бумагой к себе за пазуху, поцеловал еще раз начальнику руку, в обратный путь пустился.
По дороге соображаю: негоже на радостях домой с пустыми руками возвращаться. Пойти на базар, для Джемо платок расписной присмотреть, каленого гороху в сахаре купить, для Джано — рахат-лукума!
Прохожу мимо конторы абуката, он наружу выскочил, мне вслед кричит:
— Мемо-ага!
— Что прикажешь?
Подхожу к нему — он со мной за руку поздоровался, про здоровье справился.
— Заходи,— говорит,— чайку попьем.
— Благодарствуй, бек,— отвечаю.— У меня дорога дальняя. Прохлаждаться некогда. Вот только на базар зайду — и айда!
— Да ты послушай, что скажу: от вашего хозяина письмо пришло. Неужто тебе не интересно?
Так и затащил к себе.
— Какой нам толк в том письме? — говорю.— Я у губернатора узнавал: продал он всю деревню Сорику-оглу. Чего.еще от него ждать?
— Он всем в деревне привет передает, велит слушаться Сорика-оглу. Тот ему клятву дал, что старое забыто, он крестьян, как детей родных, будет опекать.
— Воля его, и земля его. Кому захотел — тому и продал. Против купчей не пойдешь.
— Я и сам на днях с Сориком-оглу познакомился. Очень приятный человек.
Чего мне с абукатом спор затевать!
— Приятный,— говорю.
— Однако я слышал, что некоторые собираются из деревни уехать.
Вот шакал! И откуда только вынюхал!
— Знать, не доверяют Сорику-оглу.
— Как же так? Сам хозяин доверяет, а они не доверяют! Он ведь клятву дал!
— Я почем знаю? Это их дело.
Уставился он на меня, словно глазами пробуравить хочет.
— Кому лучше знать: шейху или крестьянам? Дело рабов — своему аге подчиняться, его приказы выполнять, обычаи чтить. А это что за выродки такие! Все им нипочем!
Смотрит — молчу я,— положил руку мне на плечо.
— Ты военную службу прошел. Тебя там учили, что значит повиноваться. Ты знаешь, как непокорных наказывают. Объясни ты им: подниматься против своего аги — все равно что против властей голову поднимать.
Вон как! Он с Сориком-оглу в прямом сговоре, а нам и невдомек!
— Кто я такой,— говорю,— чтоб аксакалов уму-разуму учить! Им обычаи лучше знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52