Реэт присела на край кровати и держала влажную руку Луи в своей, надеясь, что так он скорее заснет. Юноша лег на бок, свернувшись полукольцом вокруг Реэт и подложив ее руку себе под щеку. Жесткое, холодное обручальное кольцо коснулось его скулы, причиняя ему почти боль.
— Я не люблю это кольцо, — сказал он. — Сними его! Так. А теперь надень его мне на палец, как залог.
Кольцо было велико и слишком свободно, только сустав слегка удерживал его. Луи снова положил руку на колено Реэт, но, едва ощутив сквозь тонкое платье его мягкую округлость, он в каком-то экстазе с силой потянул к себе Реэт, не отдавая отчета, что он с ней собирается сделать.
— Луи, ты с ума сошел! Оставь, пожалуйста!
Она попыталась оторвать от себя потные руки юноши. Луи был в безумстве, шептал непонятные слова, задыхался и трепетал. Когда Реэт заметила, что дело, принимает столь серьезный оборот, она испугалась.
— Я расскажу все Йльмару! — крикнула она.
— Я не боюсь его! Я его ненавижу! Я могу даже убить его, как и тебя, если ты не будешь любить меня!
Наконец Реэт вырвалась и поднялась.
— Ты не любишь меня! — жалобно простонал юноша. — Никто не любит меня! Все ненавидят и презирают меня. К чему мне тогда добиваться здоровья?
— Помолчи-ка и будь умником! Так, теперь у тебя постель в порядке и одеяло на месте, засни!
— Ты никуда больше не пойдешь? Ты тоже ляжешь сейчас спать?
— Конечно!
— Но зачем ты недавно поглядела на часы? Не лги, ты хочешь избавиться от меня! Я знаю, я знаю, я знаю!
На следующее утро Розалинда проснулась раньше всех не только потому, что было воскресенье, но и оттого, что она во всю ночь почти не сомкнула глаз. Все то, что она подслушала за дверью и что постаралась увидеть собственными глазами, так устрашило ее, что даже ее при
родное чувство юмора, иногда помогавшее ей преодолевать разные конфузы, на этот раз покинуло ее. Она вынула из шкафа деревянную шкатулочку, открыла ее и из-под засушенных лепестков розы и перевязанной синей ленточкой пачки писем и фотографий достала линованую бумагу, уселась за стол и, вооружившись очками, принялась писать письмо, начав его обращением.
Она исписала уже три листа, выговорила все, что было у нее на душе, при этом так расположив краски, что представала опасной обольстительницей, а несчастной жертвой, к чьей тяжкой болезни теперь прибавились еще гибельные искушения.
Рука уже устала от писания. Старая дева, сделав передышку, начала придумывать,- как бы ей доставить письмо на почту так, чтобы никто не узнал. Она не сомневалась, что после этого Ильмар с большей симпатией отнесется к ней, как к своей благодетельнице.
Размышляя обо всем этом, она незаметно уснула. Проснулась она, когда ее позвали вниз пить кофе.
Луи не было за завтраком, потому что у него поднялась температура, и Розалинда бросала укоряющие взгляды на Реэт, этот корень зла.
Но удивительное дело, Реэт не выказала к Розалинде никакого дурного чувства, а попросила ее зайти на минутку в свою комнату, где она чистосердечно, хотя и не без осторожности, рассказала все, что произошло вчера вечером.
Ей не хочется, сказала она, чтобы Ильмар знал обо всем этом, потому что он может сильно рассердиться, приехать сюда и сделать с Луи такое, что вовсе не полезно для его здоровья. Реэт сама хорошо понимает, как плохо действует на Луи ее присутствие, но сразу же вернуться опять в город ей также не хочется, — Ильмару может показаться, будто здесь что-нибудь случилось.
Одним словом, Реэт решила пойти на несколько дней к Кики, а Луи пусть скажут, что она вернулась в город.
Когда Розалинда позднее, снова вооружившись очками и принявшись за свое вязанье, обдумывала все услышанное, она пришла к выводу, что Реэт все же лучше, чем ока думала.
И она не могла успокоиться, пока не сожгла свое послание.
Едва Реэт вышла из дому, чтобы уже рано утром отправиться к Кики, как на лесной дорожке ей повстречался Йоэль, словно дожидавшийся ее тут все время. Радость свидания была так велика, что Реэт совершенно забыла, куда направлялась. Ноги сами повели их на боковые, укромные тропинки. Орешники давали им пищу, мох служил сиденьем, а жажду утолял колодец на чужом хуторе. От хлынувшего вдруг дождика они скрылись под большой елью, а когда им становилось холодно, они согревались взаимной близостью. Они были счастливы и беспечны и только поздно вечером дошли до мельничной плотины. Здесь они на некоторое время остановились, глядя на скопившуюся за шлюзом воду, и тут их нашла Кики; пришедшая за молоком.
— Можно ли нам к тебе, ведь у вас дом полон народу? — усомнилась Реэт, когда они все вместе поднялись в гору.
— Почему нельзя, в доме пусто, как было весной!
— Как было весной? — спросила Реэт, многозначительно взглянув на Йоэля.
Обоих охватила такая радость, что они чуть не закружили Кики.
— Да, все уехали. Вы же знаете, школы и кафе уже начали свою работу. Я тоже скоро умчусь отсюда, а потом в Париж. Не верите? У меня уже и паспорт есть! Наверху я вам покажу. Впрочем, нет, нет, подождите, не входите! Я пойду вперед, а вы потише! Тихонько закройте дверь, чтобы ветра не было. Я пасьянс не кончила, не мешайте мне.
Она поставила кувшин с молоком на подоконник, встряхнула головой, уселась и принялась раскладывать карты.
«Кики изрядно пополнела», — подумал Йоэль, бросив взгляд на голые руки и шею Кики. Реэт положила руку на плечо Ноэлю и почтительно глядела на стол.
— Не выходит! — с досадой сказала Кики. — Сами видите, что не выходит! Уже который раз пробую, а все не выходит!
— А что ты задумала?
— Я задумала, что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109