Снимает пиджак; шарит рукой, расслабляя галстук, дрожащими пальцами, словно настигнутый на месте преступления. Он ведь и правда чувствует за собой вину — вел себя как следователь. Словно его жена какая-то... распутница... Только себя унизил и невинную женщину оскорбил, дурак...
— Прости Ника...— шепчет Суопис, потому что Вероника уже рядом — прильнула к его груди.
— Ну и дурак же мой Суопялис... Думаешь, что я могу тебя променять на какого-то... Чистый дурачок, ни добавить, ни отнять... Поцелуй же, дурачок, свою Нику и хорошенько попроси прощения. Хорошенько, хорошенько... А если нет, рассержусь, уйду к Скирмонису и стану женой уважаемого скульп... Ах, Роби, что ты делаешь! Хи-хи-хи...
Часто страсти выходят на поле боя с развернутыми знаменами, разряженные, горящие желанием все разгромить, а в конце концов возвращаются без победы, разоруженные, пристыженные ими самими зря поднятым шумом.
О. де Бальзак
1
Осенью 1971 года слава Суописа достигла зенита. Самая крупная из его работ, композиция в пять квадратных метров «Комсомольская свадьба в деревне», была встречена критикой благосклонным образом, хотя публика не разглядела в ней ничего нового и приняла работу довольно сдержанно, как и всю предыдущую живопись Суописа. Демократично настроенные поклонники искусства такое несовпадение мнений считали естественным и объясняли это усугубившимся интеллектуальным разрывом между потребителем искусства и критикой — критика более рафинированна, вбирает впечатления больше рассудком, чем чувствами, и вдобавок обладает талантами дипломата. «Время скажет свое слово, кто из нас прав: публика или официальный ценитель», — решили они, откладывая в сторону недочитанную статью критика и оставшись при твердом убеждении, что качество произведения не зависит от того, как отзывается о нем печать.
Циники между тем острили: «Не картина, а леденец; посмотришь — и сердце тает, в самый раз для любителей кондитерских изделий, на всей выставке не найдешь больше таких сладких и так изящно упакованных».
— Поздравляю с премией. Авансом,— сказал Негр-Вильпишюс, прочитав статью Кеблы с годовым обзором живописи, в которой было сказано немало обнадеживающих слов о полотне Суописа. — Как видишь, в свое время я был проницательным пророком, Роби: мчишься ты на Олимп в семимильных сапогах. Верно
говорят в народе: бог помогает тому, кого женщины за нос водят. — И, загадочно улыбнувшись, Негр-Вильпишюс удалился, насвистывая одну из последних эстрадных мелодий.
Суопис тоже улыбнулся ему вслед; он был слишком счастлив, чтобы придавать значение шпилькам этого хама, — в иную минуту, быть может, и обиделся бы, но сейчас это слишком уж было похоже на дешевую остроту завистника.
И правда ведь, многие, не ведая об истинном положении в семье Суописов, могли позавидовать Робертасу. В последние годы удача ему сопутствовала не только в творчестве: он защитил кандидатскую по искусствоведению, и ректор института дал при случае понять, что он, Суопис, именно тот человек, которому можно доверить кафедру. Семейные дела тоже устраивались наилучшим образом (во всяком случае, он был в этом уверен): сын — один из лучших учеников в классе, неглупый, не разболтанный, не связывается со своими ровесниками хулиганами, которые причиняют родителям кучу неприятностей, да и отношения с Вероникой такие, что, можно сказать, — у них снова медовый месяц. Если когда-то Суопис и сомневался в любви Вероники, то после скандальной истории с письмом Скирмониса у него уже не оставалось ни малейших оснований для подобных подозрений. Пожалуй, лишь в первые годы брака Вероника была так ласкова, внимательна к нему, так преданна, хотя и ни на минуту не позволяла ему забыть, что не за ним, а за ней последнее слово в семье.
Суопис сразу же и без всяких оговорок признал 5а ней это право, потому что по натуре своей он был склонен не властвовать, а подчиняться. Как и для многих мужчин, болезненно неуверенных в себе, роль опекаемого была для него привлекательнее роли опекуна, а жена — личностью, на которую не только можно, но и нужно всегда и во всем полагаться. Он полюбил Веронику, как говорится, с первого взгляда, и не такой, какая она была на самом деле, а такой, какую создал в своем воображении. Некоторыми чертами характера — властностью, способностью рационально мыслить, страстью, которая взрывалась вулканом, когда меньше всего можно было этого ждать, наконец, внешностью — она была близка к его идеалу женщины, более того — даже оказалась выше его, поскольку Суопис не думал, что после затянувшегося флирта со Станейкой она останется девственницей. Он считал, что не придает значения невинности будущей жены (дань духу времени), однако как крестьянин, выросший в семье с вековыми традициями, не мог не быть счастлив после брачной ночи, убедившись в том, что Вероника все-таки не водала его за нос. Это обстоятельство еще крепче привязало его к жене, усилило доверие к ней; он чувствовал за собой вину, что унизил ее в мыслях, и это смешанное с благодарностью чувство вины сохранилось на всю жизнь.
Все-таки Суопис, при всем комплексе неполноценности, умел трезво оценивать свои силы. Он был упрям и умел настойчиво стремиться к намеченной цели, если эта цель захватывала его. Однако, если бы не Вероника, он никогда бы не стал художником, потому что к искусству относился, как калека к вершине Эвереста, которая манит, но не ему, обойденному природой, завоевать ее. Правда, на досуге он писал пейза-жики, делал по памяти портреты, но в будущем представлял себя только учителем. Эта профессия привлекала его с отрочества, в мыслях он сжился с ней, и понадобилось немалое потрясение, почти революция в его сознании, чтобы он выбрал другой путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145