— Ты ошибаешься, милая, если считаешь, что я такими методами выклянчиваю благосклонность вышестоящих. Хотя насчет Тялкши... ты почти права. Конечно, за эту работу я взялся не ради личной корысти, а чтобы помочь другим, но все равно это сделка с совестью. Противно!
— Не понимаю, что тут противного? Если ты лично не уважаешь Тялкшу, то не надо думать, что все к нему так относятся. Твое мнение верно только для тебя, от него Тялкша не станет менее достойным резца скульптора; не ты, так другой сделает его портрет.
— Доказала! — Скирмонис невесело рассмеялся. Вероника добавила, что незачем им терять время, подсчитывая плюсы и минусы других («Оставим это электронике»), и, призвав на помощь свою обворожительную улыбку, недвусмысленно напомнила, что самое время скучную математику обсуждений заменить поэзией любви.
В ее объятиях к Скирмонису снова вернулись солнечные июньские ночи, исчезло отчуждение между ними, возникшее было в начале свидания. То, что минуту назад казалось важным и значительным, сейчас рухнуло, как трухлявая стена, похоронив под гнилушками все сомнения, все возникшие было проблемы. И в этот блаженный час Скирмонис всем сердцем согласился с ее словами: мир так прекрасен, а жизнь так коротка...
Но едва захлопнулась дверь мастерской, едва замолкло цоканье каблучков Вероники, Скирмонис снова помрачнел. Словно проснувшись после попойки, валялся он на диване, изнывая от раздражающего недовольства собой. Понимал: в таких случаях лучше ни о чем не думать — зажмуриться и погрузиться в черную пустоту. На короткий миг вроде бы удалось отключить мозг, но, хотя мысль задушил, осталось чувство — унижение, стыд, презрение к самому себе. И картина: Вероника с рассыпанными по подушке волосами... ее глаза... похотливо раскрывшиеся губы... Вероника у двери, во дворе, трусливо съежившаяся, убегающая от взглядов знакомых, словно преступница с места преступления. Скирмонис, уже не в силах отогнать эти картины, чувствовал, что каждая из них ледяной глыбой ложится на сердце, а душа цепенеет от холода.
«Неужели эта женщина способна меня любить? — думал он с болью. — Бескорыстно, преданно, как любит простушка Уне? Нет! Веронику волнует не моя работа, не творческие муки, а завершенная продукция, которая приносит деньги и славу. Всем этим она охотно поделится со мной, щедро вознаграждая ласками, но, когда понадобится плечо друга, если нагрянет полоса неудач, вряд ли она станет рядом. Разве что эта полоса будет грозить и ей самой... Но до этого она не докатится. Может, Суопис плохой муж? Скучный, пресный, как и Уне, но почему бы и не жить с ним, когда в твои серые деньки вносит разнообразие другой такой же олух? Да, теперь уже ясно, почему она прячется от людей, как куропатка в пшенице! Справа держаться за примерного супруга, слева — за денежного любовника — вот ваш девиз, почтенная мадам!»
Скирмонис лениво встал, взял со стола бутылку коньяка, которую ополовинили с Вероникой, и налил в кофейную чашку.
«Так вот она какая пташка, — подумал он, выпив и приободрившись. — А я что за птица, если так рассуждаю о женщине, которой недавно шептал ласковые слова? Обыкновенный самец, и больше ничего. Самец, изображающий влюбленного. Да, да, изображающий, потому что мужчина, который любит всерьез, не позволит себе так отзываться о любимой женщине. Итак, оба мы играем влюбленных... В таком возрасте!.. Нет причин для оправдания. Нету!»
Скирмонис снова налил коньяку, злорадствуя над своим слабоволием («Тряпка! Вот дожил, в одиночку пьянствую!»), рухнул на диван и заснул.
Когда проснулся, было уже совсем темно. Посмотрел на часы: деятельные люди еще не дрыхнут. Понимал, что поступает нечестно, но нахлынуло такое паскудное настроение (а кроме того, к этому шагу приготовил себя перед этим, стараясь заглушить разбушевавшиеся мысли коньяком), что не мог сдержаться, поднял трубку и набрал номер Суописов.
Ответил сам хозяин. Скирмонис, изменив голос, попросил позвать Веронику. Когда она подошла, без всяких вступлений отбарабанил, что неожиданно изменились обстоятельства и они не смогут встретиться завтра, как договаривались. Веронике хватило двух слов: «да» и «хорошо». Последнее она повторила целых пять раз. И каждый раз с другой интонацией. Скирмонис позлорадствовал, представив себе Веронику — растерянную, оскорбленную, отчаянно пытающуюся не уронить женского достоинства.
«Теперь она врет своему рогоносцу, что звонил какой-нибудь учитель, — усмехнулся он, малость успокоившись. — Вот уже и возвращаемся на круги своя. Очень хорошо, что она дома не одна, а то стала бы расспрашивать, договариваться о новом свидании. Конечно, она еще позвонит. И не раз. Но теперь уже разговор короток: видишь ли, я чертовски занят, милая, когда освобожусь, сам дам знать. Та-а-ак... Однажды надо поставить точку».
Наутро Скирмонис явился в мастерскую, нисколько не сожалея о вчерашнем поступке. С самого утра взялся за портрет Тялкши, но зря пытался высечь творческую искру. Воображение застыло, мысли разбегались. Когда начинал звонить телефон, его словно током пронзало с головы до ног. «Она!» —стучали молоточки в висках. До полудня держался, не снимал трубки, а потом сдался. «Любопытно, на самом ли деле она...» — смущенно оправдывался перед собой, бросившись к телефону.
Позвонила она только два дня спустя, когда он уже примирился с мыслью, что между ними все кончено. В мастерскую приходил только поваляться на диване и послушать пластинки. О работе не могло быть и речи, он жил воспоминаниями, чем дальше, тем острее тоскуя по Веронике. Но, разобравшись в своих чувствах, он бы, пожалуй, убедился, что горюет не
столько об утраченной женщине, сколько жалеет себя, жалеет о канувших в прошлое часах счастья, которые могли бы еще продолжаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145