Суопис встает, идет к окну, от окна к двери и обратно. Медленные, как бы рассчитанные движения, бесстрастное лицо, лишь оживленные глаза показывают, что он взволнован.
Ужинают вдвоем с сыном — Вероника не вернулась
из театра. До полуночи на письменном столе скопился ворох набросков. Карандашные рисунки к будущему полотну. Когда ложится в постель, Вероника уже ритмично дышит. Спит или притворяется? Бесшумно забирается под одеяло. Поскорее заснуть! Завтра с самого утра в мастерскую — и к мольберту. Надо использовать время, пока не начался учебный год. Но сон не спешит к нему. Листы набросков летают перед глазами — мертвые, бесплотные, — а холст пуст и так велик, что даже страшно.
— Буду делать большую композицию, — говорит утром Веронике, потирая ладонями глаза, покрасневшие от бессонной ночи.—Не продумал еще как следует, но идея есть: комсомольская свадьба в деревне. Полотно примерно в три квадратных метра. Сват, сваха, молодые, гости, музыканты... Примерно пятьдесят фигур. Гигантская работа. Но благодарная: будет возможность показать, на что способен.
Вероника сияет, как солнечное летнее небо.
— Молодец, Роби! Давно так нужно было. Хватит мелочиться! Могу себе представить, какая это будет композиция, как запоют о ней критики: «Пронизанная оптимизмом, экспрессией наших дней... Ликующая литовская деревня, перед которой — необозримые горизонты великого будущего...» И так далее и тому подобное. Эта картина принесет тебе славу, вот увидишь, надо только смелее, увереннее браться за кисть.
С лица Суописа не сходит счастливая улыбка. Подбадривающее слово Вероники всегда действует на него как бальзам. С утра до поздней ночи он трудится в мастерской. День, другой. Неделю. Десятки, нет, сотни листов изведены на портреты героев композиции. Ничего, недурно, есть интересные лица; дальше подготовительную работу можно продолжить, делая наброски в масле. Другие так поступают сразу, а художник Саманюс без всяких набросков кидает краску прямо на холст. Однако, по мнению Суописа, серьезному художнику не к лицу такое легкомыслие.
Вероника то и дело допытывается: «Как работа? Как настроение? Уже много сделал?» А однажды вечером, посмотрев кипу набросков, неожиданно говорит: «Мне кажется, Роби, тебе стоит на день-другой съездить в колхоз, повертеться среди прототипов своего произведения».
Суопис соглашается: да, он сам уже об этом подумывал. Но немного позднее, когда поглубже войдет в тему. И тут он на минутку удаляется в свою комнату и возвращается с букетом цветов, подобранных со вкусом. Улыбается. И Вероника улыбается. Потом его торжественные слова. Они обнимаются, целуются. Все точь-в-точь так, как в тот же день в прошлом, позапрошлом году, и еще раньше, за все эти четырнадцать лет, как они муж и жена. Два раза в год — по случаю юбилея свадьбы и дня рождения. Те же самые слова, улыбка, тот же поцелуй в губы. А потом торжественный ужин, обычно без гостей, но всегда с бутылкой шампанского и тортом домашнего приготовления — у Вероники всегда находится время и желание приготовить его.
На столе поздравительные открытки — вспомнили ближайшие друзья. «Радуемся... от души желаем... удачи... счастья... доброго здоровья...» Пошлость какая ! Поздравлять и радоваться, что тебе на целый год больше! Что на лице наметилась новая морщинка, а в прическе появились седые волосы, которых еще не было в минувшем году... Беззаботно хохотать, поднимать бокал за то, что сделан еще один шаг к старости, — может ли быть большая бессмыслица! Только полный идиот,— и, конечно, не женщина — мог придумать эти дурацкие дни рождения!
— Какой стол! — ликует Суопис. — Ника! Ты просто чудо. Не стыдно было бы посадить самого министра.
— Приятно, что ты доволен, — говорит она сдержанно, но с улыбкой. — Давай поднимем бокалы за твою композицию.
— Нет, нет, Ника, — решительно протестует Суопис. — Сегодня твой день. Я пью за тебя. Чтоб ты всегда была хорошей женой, прекрасной хозяйкой, заботливой мамой нашего Гинтаса. Сынок, поцелуй маму.
Вероника поднимает бокал с шампанским и тут же ставит его. Минутку внимательно, с растущей иронией смотрит на Суописа, который расплылся в улыбке счастливого главы семьи. На ее щеке теплый поцелуй сына, а в сердце горечь и досада.
— Ладно уж, чокнемся, — говорит она, нервно вращая в руке бокал и желчно усмехаясь. — За то, что сегодня мне стукнуло тридцать шесть, что спустя десять таких ужинов с бутылкой шампанского и приятными твоими пожеланиями я буду уже старуха. За хорошую жену, прекрасную хозяйку, образцовую мать семейства. Прозит!
Суопис растерянно смотрит, как она осушает свой бокал, хочет что-то сказать, но, пока он собирается с мыслями, Вероника продолжает:
— На этот раз я напрочь забыла про свой день рождения. Но вчера пришла убрать твою комнату и нечаянно открыла листок настольного календаря. «Поздравить жену...» Прости мое женское любопытство, я не удержалась и пролистала до конца. Дни рождения, юбилеи... Одного поздравить по телефону, другому послать открытку, третьему в придачу к открытке цветы, четвертому подобрать подарок... Целая толпа знакомых и малознакомых. И в этом букете запланированных поздравлений вторая запись, касающаяся нашей семьи: «Годовщина свадьбы. Цветы для Ники. Поискать подарок позанятнее». Итак, примерно два месяца спустя, возвращаясь домой обедать, ты снова принесешь букет цветов, спрячешь вместе с подарком в книжном шкафу, а вечером торжественно вручишь мне. Мы будем сидеть вот, как сейчас, за этим столом, потягивать шампанское и радоваться, что целых четырнадцать лет мы скучаем вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145