..» В довершение всего я вбил себе в голову и такую идиотскую мысль, что положение Градовского гораздо печальнее, чем мое: он прикладывается к Дате украдкой, от случая к случаю, а я абсолютный ее властелин. Согласно народной поговорке, свою имею, когда желаю. Дате моя, Дате моя, говорите что хотите, а Дате моя. Бум, бум, бум!!!
И знаете, маэстро, чем кончилось такое самоувещеванъе? Сам не понимаю, то ли я потерял голову от безнадежной любви и ревности, то ли слишком вжился в роль героя пьесы, рабски любящего свою жену, которую мне дали в новой постановке, черт знает, в чем тут дело, но со мной начало твориться такое, что и признаться стыдно. И, можно сказать, каждую ночь. Едва только Дате нисходит с недоступных вершин тщеславия в нашу двуспальную кровать, едва только рядом со мной оказывается ее жаркое тело, как мое сердце захлестывает такое буйство чувств, что в хаосе вдруг охватившего меня безумия я уже не отличаю слепую ярость от ненависти, желание от любви, все в этот миг во мне переплетается, вскипает, и лишь после спада этого урагана страстей я начинаю осознавать, что все это стихийное извержение было направлено к одной-единственной мысли: оскорбить и унизить Дате. Но покамест я не вникаю в такие психологические нюансы. Достаточно того, что Дате задыхается в моих объятиях, и в этот короткий миг я чувствую себя счастливым-счастливым... Счастливый несчастливец!
Вот так мы и жили, товарищ Скирмонис, глубоко уважаемый и любимый скульптор. Только, упаси господь, не подумайте связать эти бытовые детали со злосчастно погибшими надеждами получить квартиру, и вообще — с солнечными обещаниями Модестаса Тялкши, которые Вас разочаровали и обидели не меньше, чем меня. Вы — великий человек, но недостаточно могущественный. Все мы соответственно велики, но выше головы прыгнуть не в силах, поэтому не несем моральной ответственности за то, что желаем сделать для человека, но не можем из-за ограниченности своих возможностей. Нет, Вы сделали все, что могли, уваж. тов. Скирмонис, а больше всего я благодарен Вам за искренние усилия помочь бедному актеру комедийного плана; и на тов. Тялкшу я не затаил зла, хотя и думаю сейчас, что наши дела с Данге могли бы сложиться более удачным образом, если б мы хоть на год раньше распрощались с Градовскими. Ну что ж, не повезло. Но разве стоит из-за этого злиться и сводить мелкие счеты с жизнью, если ты решил окончательно и бесповоротно уйти из нее? Да еще после того, как наконец-то решилась проблема, которую целых пять лет мы считали самой главной: вторая комната, Градовских, свободна, итак, я становлюсь хозяином отдельной — отдельной! — квартиры. Бум, бум! Каких-нибудь два-три года назад можно было спятить от счастья, а сейчас я ищу веревку. Нет, такой способ покончить с собой для меня противен. Висельник! От одного слова тошнит. Самая привлекательная смерть — в ванне. Растянулся в теплой воде, чикнул бритвой по венам... Умилительная картина. Да и боли никакой. Слабел и слабел понемножку, как бы погружаясь в дрему, пока не угас совсем. Удивительная смерть, маэстро, что и говорить. Да толку-то, ежели в нашей квартире нет ванной — всего лишь душ. Сходить в ванные городской бани? Чтоб потом тебя там проклинали: вот бродяга, нашел где арендовать местечко для смерти! Нет, маэстро, самоубийство в таком месте немногим лучше смерти в петле. То лее самое, что выскочить из окна на пятом этаже и шмякнуться на проезжающую ассенизационную машину. Вонючее дело, уважаемые товарищи! Другое дело — выстрел в висок. Но, будьте любезны, подскажите, где достать пистолет? Нет, в нашу эпоху прилично с собой не покончишь. Итак, все как следует прикинув, я остановился на двух способах, которые показались мне достаточно практичными, а главное — совместимыми с этикой артиста. Однако, вникнув в суть дела, увидел, что один из них (а именно смерть в воде) ни в коей мере неприемлем, поскольку я совершенно не умею плавать. Найдут через полсотни километров от Вильнюса застрявшим в сучьях упавшего в реку дерева. Разбухшего, словно губка. И что решат ? Ну конечно, несчастный случай! Шлялся по берегу Не-рис, поскользнулся, шмякнулся в воду, вот вам и конец
Предстану в таком свете, что лучшие друзья удивятся, как Дате раньше от меня не удрала, посчитают, что всю жизнь во мне и было-то всего лишь столько, сколько вытекло, когда вскрыли облепленное водорослями брюхо. Нет, маэстро, ни за какие деньги в воду, пускай туда кидается этот мебельщик с гарнитурами спален да гостиных своего производства, когда Донге его до этого доведет. А я лучше приму эффективную таблетку. Бум, бум! Есть уже при себе такая штучка, завязанная в уголок носового платка. Достаточно рот разинуть, и...
Вы помните, как в тот вечер после спектакля я приволок к Вам в мастерскую бутылку коньяка? Говорил, что у меня влиятельный приятель, в буфете которого постоянно имеются отборные средства самоопьянения. Простите, уваж. тов. Скирмонис, но тогда я Вам немножно солгал. Этот приятель — простой осветитель сцены с месячным окладом в сотню рублей. Па первой скрипке в его семье играет жена, врач, работающая в психиатрической, такой же псих, как и ее пациенты, но умеющая к официальной зарплате добавить в два-три раза больше, прописывая своим безумцам дефицитные лекарства. Я не хвалю ее за это, но, увы, не могу и осудить, потому что не нашлись бы дураки, дабы платить вдесятеро за таблетку, если ее можно было бы легко получить в каждой аптеке. Ну, к ее чести, должен сказать: не взяла с меня ни копейки. Даже не усомнилась в том, что использую по назначению — для мышей, которых, как я соврал ей, расплодилось в нашем коммунальном публичном доме видимо-невидимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145