Вероника лежит в полной растерянности. Нужно время, чтобы улеглось оскорбленное самолюбие и поднялась рука... Да, теперь уже рука — она поползла по подушке к затылку Роби...
Но и на сей раз — не та реакция.
— Чего дурака валяешь? Ведь не спишь же...— говорит, едва сдерживая досаду.
— А что? —Его голос сипловат после ночи, сух и скрипуч. — Думаешь, мои произведения рождаются без размышлений?
— Размышляй. размышляй .. А я встану, соберу завтрак. Не оборву ли нить твоих размышлений, если сегодня будем завтракать раньше? — не выдержав, иронизирует.
— Нет, — отвечает он, пропустив насмешку мимо ушей. — Как раз хорошо: раньше уйду в мастерскую. Хочу сегодня поработать.
— Никогда ты не работал по воскресеньям!
— Пожалуй. А сегодня буду.
Программа целого дня насмарку. Настроение — тоже. В довершение всего этого у Гинтаса рассечена губа — вчера на перемене приятель саданул. Но не говорит, из-за чего ввязался в драку. Такой же молчун, как и отец.
— Иди завтракать, драчун, — ласково зовет Вероника сына.
— Сегодня в наказание будешь сидеть дома, — принимает решение Суопис. — Ни шагу из своей комнаты!
— Телевизор...
— Никаких телевизоров!
— Но, папа, сегодня же третья серия... Да и вообще... — Гинтас в отчаянье, но еще не теряет надежды.
Увы, Суопис неумолим: никаких серий; никаких приятелей, в тюрьме развлечения не дозволены.
— Ну за что меня в тюрьму? На целый день...— На глазах Гинтаса слезы.— Разве я виноват, что мама поставила Аудрюсу двойку? Из-за этой двойки мы и подрались. Аудрюс рассердился, некрасиво сказал про маму, а я...
— Ешь, чем чепуху болтать, — говорит Вероника, предчувствуя недоброе.
Но Гинтасу надо, хоть лопни, доказать свою невиновность, чтобы посмотреть третью серию.
— Я же к нему не лез, он сам завелся...
— Каким образом? — бесстрастно спрашивает Суопис.
— Откуда мне знать... Говорит, твоя мама жена двух мужей, а сам ты...
Последние слова сливаются со звонким шлепком ладони по лицу. Гинтас бежит от стола, схватившись за горящую щеку. Вероника тоже пылает, как залитая бензином головешка:
— Оболтус! Как ты смеешь говорить такое про своих родителей?! Водится со всякими, наслушается...
Тебя надо не на день наказать, а на целый месяц, гадкий ты мальчишка!
— Да ведь я... я... я...—доносятся жалобные всхлипывания из соседней комнаты.
Суопис отводит глаза, встретив ошалевший взгляд Вероники, встает со стула и бредет к двери.
— А ты куда?.. Завтрак...
— Не хочется завтракать... рано еще... Перекушу где-нибудь в диетической.
— Ну и перекусывай, я ваши капризы терпеть не намерена. Совсем сдурели. Оба! —Хлопнув кухонной дверью, уходит в спальню.
Суопис спускается по лестнице, не чувствуя даже специфического запаха недавно построенного дома, которым по утрам особенно сильно отдавала лестница. Как и всегда, он старается не думать о том, что неприятно, что требует анализа фактов (или событий), что может вызвать усугубление душевного кризиса. Лучше всего направить мысли на творчество, на чужие беды, вообще на жизнь, но лишь настолько, чтоб не коснуться самого себя. Выбрал какую-нибудь приятную сердцу тему, точнее, картину или объект, рассматривай со всех сторон и любуйся все новыми оттенками. Вот, скажем, автомобиль. Пока неплохо едет, но раз уж начинают массовое производство «Жигулей»... Все-таки машина посовременнее. Обтекаемый кузов, современная автоматика, идеальная амортизация... Самый практичный и элегантный, разумеется, белый цвет. Можно себе представить, как выглядит такой автомобиль со стороны...
Суопис в мыслях кружит вокруг своих «Жигулей», которые в будущем году он уже точно приобретет, садится за руль, включает зажигание. Заводятся как часы. Двигатель — тише шелеста сосен. Не едешь, а лежишь на перине. Бензин? Бензина почти не берет. Удивительная машина! Однако, вихрем слетев с холма и резво взяв поворот, замечает, что рядом сидит Вероника... Видит ее лицо, искаженное истерической яростью и страхом. Да, он заметил, как мелькнул страх в ее глазах, когда она ударила Гинтаса.
...Нет, не надо давать мыслям волю, а то заведут куда не следует. Чтобы избежать бессмысленных душевных эксцессов, лучше смотреть на что-нибудь. Просто смотреть. Бездумно фотографировать глазами, и все. Скажем, абстрактную картину или орнамент
ковре производства Лентварской фабрики. Сейчас больше всего подходит улица, по которой ты идешь, проносящиеся мимо машины, люди. Сотни, нет, тысячи кадров, которые ты бездумно накручиваешь на свою потайную кассету, как кинооператор. Прекрасный район Лаздинай... Прекрасный Лаздинай... прекрасный Лаздинай... Прекрасна эта улица, автомобили, женщины с детками... Все на удивление прекрасно... на удивление прекрасно... на удивление прекрасно... Говорят, представляют к Ленинской премии... Да здравствует наша архитектура... наша архитектура... архитектура... тура... ура-а-а!
Пронзительно взвизгнули тормоза. Суопис даже отскакивает в сторону, словно на него набросился дикий зверь. Но это всего лишь «Жигули»... Белая невесомая машина, как бы выточенная из слоновой кости. Точь-в-точь такая, о какой пытался заставить себя думать. Открывается дверца со стороны тротуара, и высовывается кудрявая шевелюра, мелкое личико с длинным, как у Буратино, носом, который устремился вперед, словно обелиск, символизирующий полет ракеты в космос.
— Новая машина...—удивляется Суопис.
— Как видишь! — Лицо Теличенаса сияет неземным блаженством. — Недавно появились первые ласточки. И достал.
— Быстро удалось.
— Дана через кого-то сделала. Почему не на колесах?
— Гуляю, Юозапас. В нашем возрасте надо побольше гулять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145