Не хватает, чтобы девчонка загремела. Тогда поминай как звали.
«А я и не знаю,— подумал он вдруг,— как ее помянуть. Эх, дурак, не спросил, как зовут».
Звали ее просто — Зина. Он узнал это вечером, когда танцевал с ней на площадке за агитпунктом. Потом они гуляли под звездами по притихшим улицам поселка. На звезды в ту ночь был урожай. Виктор и Зина никогда в своей жизни не видели столько звезд. Они гуляли, и она сравнивала его с фонтаном «Самсон», и он обиделся. Но она сказала, что обижается он напрасно, потому что Самсон был богатырь, красавец и силач. И еще она сказала, что не зря спускалась в шахту. Хотя ей и было страшно, зато теперь она знает, что такое шахтерский труд. Басюк держался скромно, отнекивался: «Что вы! Какие мы герои! Это вам от страха показалось!» — но сердце его таяло от ее слов. Да, кто замешен в угле, тот уже шахтер от рождения. Так уж повелось. Кто родился у моря — становится моряком, кто в поле — хлеборобом, и редкий сын летчика не мечтает о небе. Шахтер знает цену небу не меньше, чем летчик. Но для летчика небо — место его работы. А для шахтера небо — его награда.
Тамаре везло: она долгое время была самой молодой. Самой молодой студенткой в своей группе. Самой молодой родительницей в Юркином детском саду. Самым молодым преподавателем на кафедре западной литературы.
Последнее даже мешало ей. Надо было все время помнить, чтобы не впасть в панибратский тон со студентами, многие из которых были ее ровесниками, а некоторые даже старше.
Только в этом году на кафедре у западников появилась новая молодая преподавательница Зоя Петровна, румяная, с тяжелой поступью, стремительная. Она сразу подружилась с Тамарой, стала советоваться с ней во всем. Как распределить материал лекций, чтобы не перегрузить академический час. И какие духи Тамара считает хорошими. И даже — надо ли отвечать на письма человеку, который в нее влюблен.
Зоя считала себя беспринципной, бесхарактерной. Ей нужен был духовный вождь. Таким вождем для нее стала Тамара.
Зоя любила задавать вопросы внезапные, как выстрел:
— Можно любить всю жизнь одного?
— Страшно быть старым?
— Что такое счастье?
Она спрашивала об этом в самые неподходящие минуты. Посреди делового разговора или во время звонка на лекцию. Люди спотыкались о ее вопросы, как о камни, разбросанные на ровной дороге.
Некоторые научились обходить их. Лучше всех это делал завкафедрой, семидесятилетний Матвей Савельич Азгур, профессор, известный литературовед.
— Счастье — это умение находить личную радость в общественно полезном труде,— глубокомысленно произносил он.
Тамара отвечала на Зоины вопросы подробно, всерьез, продумывая ответы,— Зоя верила ей.
В этот день Тамара принимала экзамен у второкурсников. Зоя Петровна ассистировала.
Было ясное летнее утро. Похожее на то, когда приехал Стах. Та же свежесть красок, ранняя прохлада и голубизна. Но теперь, когда ей не надо было спешить на вокзал, все вокруг было подернуто печалью, словно тенью.
Прошло больше двух недель, как они расстались. Но тень эта не уходила, и все вокруг вызывало воспоминания. Москва катила свои волны. Поток машин. Поток людей. Поток машин. Машины были всех расцветок. Красные, синие, желтые. В их нарядности было что-то игрушечное. И так же пестро были одеты люди. Особенно молодежь. Мальчишки лет восемнадцати. Почему-то
на них это было заметнее, чем на девушках, Наверно, потому, что девушки всегда модничали, а мальчишки стали модничать недавно. Их немыслимо броские «абстрактные» рубашки с изображением рыб, птиц, зонтиков и козерогов уже не привлекали ничьего внимания. К ним привыкли.
Она шла, звонко ступая по асфальту. Она любила свой район. Он назывался красиво — Юго-Западный.
Это был новый район Москвы. Здесь все было молодо. Новизна отражалась в названиях. Были кафе «Спутник» й «Луна» и поблизости кинотеатр «Ракета». Был магазин «Синтетика», где, как любил говорить Олег, торговали большими молекулами — изделиями из полимеров. И магазин «Изотопы», торговый зал которого скорей походил на научную лабораторию.
«Нет, я бы не смогла уехать от всего этого и жить в глуши»,— подумала она. Как будто кто-то просил ее уехать. И жить в глуши.
Институт, где она работала, был в старом районе Москвы, в центре города. Он помещался в старинном особняке. Приближаясь к институту, она почувствовала волнение. Когда-то, студенткой, в дни экзаменов, она завидовала преподавателям, считая, что их ничто не волнует. Только начав принимать экзамены, она поняла, как ошибалась. Раньше ей могли поставить на экзамене двойку. Одну-единственную. Теперь она могла получить их сразу несколько. Ведь каждая двойка, поставленная студенту, была прежде всего двойка себе самой.
В институтском дворе уже толпился студенческий народ. Многие что-то срочно дочитывали. Одни — сидя на скамейках под старым тополем, другие — стоя прямо посреди двора, где их толкали то и дело со всех сторон.
Она увидела группку «своих». Они поздоровались почтительно, даже чуть скорбно. Должно быть, они скорбели о себе.
В коридорах было душно, несмотря на открытые окна. Пахло мелом, чернилами, пылью и старыми книгами. В дни экзаменов этот знакомый запах тоже устрашал.
Кафедра западной литературы располагалась в большой комнате, в самом конце коридора. Зоя Петровна уже ждала. Она была в белой кофточке с короткими рукавами и сама походила на студентку. Она протянула Тамаре букетик ландышей.
— В какой аудитории будет экзамен?
— В шестой. Там все готово. Только разложить билеты. Зоя Петровна тоже волновалась.
— Какой хороший день,— сказала она, когда билеты были разложены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56