.. Слезы струились по лицу Асо. Он прошептал:
— Фируза... где же Фируза?
Ахмед-джан молчал. Поставив коптилку у порога, он присел на земляной пол, что-то пробормотал и поднял руку. Асо последовал его примеру. Прочитав заупокойную молитву по Дилором, Ахмед-джан наконец заговорил:
— Это ты хорошо сделал, что пришел под пятницу вечером. Молодец! Порадуется душа покойной. А коптилка откуда? Соседская? Спасибо им, сами бедняки, а долга своего не забывают, зажигают огонь у покойницы в доме. Я мимо проходил, гляжу — свет, толкнул ворота, а они открыты, вот я и вошел.
— Где же Фируза, дядюшка? — чуть не плача, снова спросил Асо. Водонос не смотрел в его сторону.
— Да ты сам знаешь, как было дело. Похоронили старуху, вернулись мы с кладбища, а Фируза исчезла.
— Где же она? Неужели попала к дурным людям?
— Ничего не знаю.
Асо снова заплакал и в отчаянии бросился на землю.
— Ох, спасите ее! — простонал он.
Ахмед-джан тоже не мог сдержать слез при виде такого горя. Он поднял юношу с земли.
— Успокойся! Если чтишь память покойной и любишь Фирузу, сдерживай себя! Думал ли ты ранее о том, что ожидает бедную одинокую девушку после смерти ее бабушки? Если бы ты подумал об этом, то при жизни старухи посватался бы к Фирузе.
Ты не сделал этого, пеняй на себя.
— Как же я мог знать, что тетушка Дилором так скоро умрет?!
— Обо всем надо думать!— многозначительно сказал водонос и, помолчав, продолжал:— Бай, имам, аксакал и еще многие другие давно осматривались на Фирузу и только ждали смерти старухи. Они понимали — не то что ты,— недолго ей осталось жить, вот и нацелились... Я это предвидел, а потому и спрятал ее у сестры моей жены.
— Да благословит вас бог!— воскликнул Асо. С его сердца точно спала огромная тяжесть, он не находил слов, чтобы выразить благодарность этому мудрому, дальновидному человеку.— Я предчувствовал, сердце мне подсказывало, что вы ее спрятали... Какое счастье! Но смогу ли я повидаться с ней?
Не успел водонос ответить, как кто-то тихо открыл ворота и вошел I дом. Это был Хайдаркул.
— Привет, привет,— сказал он таким тоном, словно недавно с ними расстался. Затем он вынул спрятанную за пазухой свечу, зажег ее от коптилки и поставил на полку.
Повернувшись лицом к востоку, он молча постоял, поднял руку и произнес:
Аминь. Лео и Ахмед-джан повторили:
— Аминь.
— Вы очень неосторожны! — сказал Хайдаркул.— Разве можно так?
— Что, что случилось?
— Я тоже собрался прийти сюда в канун пятницы, возжечь огонь и прочитать заупокойную молитву. Но я шел и все думал, как бы сделать, чтобы никто не заметил меня. Ворота, наверное, заперты изнутри, а может, бай уже распорядился навесить замок снаружи?.. Вот какие мысли одолевали меня. А тут — подхожу к воротам, чуть тронул их, а они уже открылись, в комнате свет... Я сообразил, что это кто-нибудь из вас. Хорошо, что на улице ни души, а не то...
Но дело обстояло не совсем так. За грудой камней и кучей мусора, притаившись, сидел суфи и следил за прохожими. А шагах в двадцати от домика Дилором, подглядывая в щель ворот своего дома, этим же занимался имам. Завидев Хайдаркула, входящего во двор Дилором, суфи вышел из прикрытия и, прихрамывая, направился к дому имама. Войдя туда, он сказал дрожащим от волнения голосом:
— Хитрец аксакал оказался прав, господин! В домик старухи явились три негодяя.
— Да ведь он не говорил о троих!
Почему трое?
— О троих он, правда, не говорил, но предположил, что человек, похитивший девушку, непременно сегодня явится сюда. Так оно и вышло.
— Вышло не вышло, предполагал не предполагал — не в этом сейчас дело! Скорей пойдем сообщить аксакалу.
И, задыхаясь от быстрой ходьбы, они устремились к дому Нусратулло.
А тем временем три друга покойной Дилором мирно беседовали. Хайдаркул изменил свою внешность: укоротил бороду, подкрутил кверху усы, надел нарядный халат из гиждуванской алачи, а голову повязал серой чалмой. В этом наряде он похож был на провинциального щеголя.
— Видно, баю не суждено еще умереть, час его не пробил, сказал он.— Его и мой нож не взял! Да и минута была неподходящая... Ну ничего, в следующий раз не вывернется... Я мог бы, конечно, и сейчас пробраться по крыше к нему в дом и прикончить. Но убивать больного, раненого — нет, это не дело! Пусть поправится, выйдет из дому, тогда уж не избежать ему встречи со мной.
— Где вы теперь живете? — спросил водонос.
— В игорном доме. Пригодилось мне мое умение, я когда-то поигрывал. А теперь я обслуживаю эту публику, сам иногда играю, бывает, что выиграю, а бывает, что проиграю. Но, главное, меня никто не подозревает.
— Вам все же нужно быть очень осторожным. В игорный дом заходят нередко стражники, люди из суда. В доме нашего бая тоже есть слуга-картежник.
— Да, конечно,— сказал Хайдаркул,— разные там люди бывают, немало проходимцев и негодяев. Но меня не так-то легко поймать. А сейчас уйдем-ка отсюда подобру-поздорову...
— Пойдем? — спросил Асо у Ахмед-джана.
Водонос и рта не успел раскрыть в ответ, как с улицы послышались голоса: кто-то громко застучал в ворота и начал их раскачивать, пытаясь отворить.
Хайдаркул вскочил и побежал во дворик. Он вернулся очень быстро и тихо проговорил:
— Стражники... Видно, пронюхали, что мы здесь. Ничего, я сейчас удеру, проберусь по крышам. А вы не бойтесь, спокойно отворите им и скажите, что пришли помянуть покойную. Больше никого здесь не было...
Сказав это, Хайдаркул полез на крышу и вскоре скрылся.
Ахмед-джан и Асо, дрожа от страха, открыли ворота, трещавшие под напором сильных ударов. Их тут же схватили, связали за спиной руки и погнали на улицу, награждая пинками и ударами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139