А тех, кто мешает этому, она уничтожает. В процессе борьбы она приобретает все больший опыт, делается все организованней...
Всему этому помогает комиссар. Трудная работа, но я уверен, что все собравшиеся здесь мне помогут и мы сообща выполним нашу задачу.
К этому же призвал, хоть и очень вяло, выступивший после Хайдаркула Низамиддин.
Наконец взял слово сам Асад Махсум. Он был очень раздражен и обозлен, но внешне никак этого не проявлял, даже улыбался.
— Очень рад иметь помощника и даже нескольких... Ведь две головы лучше одной, а четыре лучше, чем две. Было нас трое в комиссии, теперь станет четверо, и очень хорошо! Но, товарищ Акчурин, позвольте остановиться на двух вопросах...
Асад помолчал, глядя на Акчурина.
— Пожалуйста!
— Первый вопрос: я не обидчив, но объясните так, чтобы я понял, почему Центральный Комитет вдруг решил приставить к нам комиссара? Как это понять? Неужели подорвано доверие к Окружной комиссии, за несколько месяцев проделала такую большую работу?
Асад умолк.
— Ответить на этот вопрос или сразу на оба? — спросил Акчурин.
— Ответьте, пожалуйста, на этот.
Низамиддин сидел ни жив ни мертв от страха. Зная запальчивость Аса-да, он боялся скандала, да еще в присутствии стольких людей, а Акчурин шутить не любит, может придраться к случаю и снять с работы. Как предупредить это, успокоить Асада, призвать к порядку?.. Невозможно, он сидит слишком далеко.
Комиссар назначается вовсе не потому, что потеряно доверие к вам, - сказал между тем Акчурин.— Если бы доверие было потеряно, то меры были бы иные... В данном случае мы хотим облегчить ваш труд. Носимые и политические комиссары теперь, как правило, всюду.
— Спасибо, что разъяснили... Значит, таково правило, хорошо. Второй вопрос заключается в следующем. Удобно ли товарищу Хайдаркулу быть при мне комиссаром? Все мы его хорошо знаем и очень уважаем, но мы с ним состоим в семейных отношениях, причем настроены друг против друга... Как же нам вместе работать?
— Я отвечу вопросом на вопрос: вы тоже относитесь к товарищу Хайдаркулу враждебно?
Асад призадумался, а потом сказал:
— Я?.. Нет!
— А если так, то и он вам не враг Не правда ли, товарищ Хайдаркул?
— Так! И прежде всего потому, что я не смешиваю личные дела с общественными. Наши разногласия касаются государственных и общественных дел. Если Асад Махсум будет энергично работать на пользу нашего общего дела, мы несомненно станем друзьями.
— Ну, значит, вопрос разрешен,— сказал Акчурин. Вы хотите еще что-то сказать? — обратился он к Асаду.
— Да, я хочу сказать, что товарищ Хайдаркул хорошо знает меня, мой характер... Если мы найдем общий язык, я с радостью буду ему подчиняться. Но если каждый мой поступок, мои предложения вызовут несогласие с его стороны, то я предупреждаю в вашем присутствии, товарищ Акчурин, что вряд ли смогу сдержаться...
Низамиддин рывком поднял руку и заговорил наставительно:
— Это не дело. Мы ведь здесь не делим наследство вашего отца. При чем тут ваш характер?! Вам придется работать вместе, один раз вы его убедите, как лучше действовать в том или ином случае, другой раз он вас убедит... Но если вы будете все время препираться, то это только на руку нашим врагам, они улучат момент, нападут внезапно и принесут немалый вред. Поэтому знайте, что с сегодняшнего дня у вас есть опытный помощник в деле воспитания ваших воинов, их политического просвещения... А это сейчас очень важно.
— Как смотрят на это командиры? — спросил Акчурин.
— Да, говорите! — оживился Асад, обращаясь к сидящим ближе к двери Найму, Шакиру, Орзукулу, Ахмеду.
Первым откликнулся Орзукул:
— Да что сказать, правительству видней, оно поступает мудро. Мы довольны.
— Если наш хозяин согласен, то и мы полностью согласны,— сказал Наим.
— Вот и хорошо! Значит, разговор окончен, - сказал Акчурин.— Итак, с этого дня товарищ Хайдаркул приступает у вас к работе в качестве комиссара. Отведите ему рабочее место, создайте благоприятные бытовые условия. Обо всем сообщим в Центральный Комитет. Если в чем будет нужда, обеспечим всем необходимым. Мы не сомневаемся, что в скором времени будут изжиты все недостатки и ваше дисциплинированное войско вольется в ряды доблестной Красной Армии.
Совещание кончилось. Командиры ушли. Приехавшие из города стали обсуждать вместе с Асадом Махсумом и его приближенными ближайшие дела и задачи.
Прошла зима, кончилась лютая стужа. На смену ей явилась красавица весна и стала владычицей земли, неся тепло и радость. Это была первая весна в свободной Бухаре. Впервые видела она свободных дехкан, трудящихся на своей земле, обильно орошенной водой канала, принадлежащей ныне равно всем. Увидела она и закрытые двери опустевшей подземной тюрьмы, где еще так недавно томились ни в чем не повинные люди, подвергавшиеся жестоким пыткам. Регистан стал местом народных гуляний.
Снега в тот год выпало мало; потому-то при сильном и стойком морозе долго-долго держались обледенелые кучки снега, ставшего грязно-серым от пыли. Но весна растопила их.
По вечерам нередко сгущались темные дождевые тучи, часто-часто сверкала молния, гремел гром, первые крупные капли дождя предвещали ливень. Разразившись, он быстро проходил, ласковый, приятный ветерок разгонял остатки туч, зажигались звезды. По утрам они исчезали с первым золотым лучом солнца. В чистом, омытом дождем лазурном небе затевали веселую игру ласточки.
Улицы Бухары оглашались призывными возгласами продавцов сума-лака. «Аромат весны — сумалак, хорош для еды — сумалак, на завтрак вам — сумалак...»
На улицах полно ребят, играющих в чижика, в пятнашки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123