С четырех часов утра он на ногах. Сегодня, как и всегда, объехал свои владения вдоль и поперек — его линейка появлялась то возле свекловичных плантаций, то у сада, то на пастбищах животноводческой фермы. На каждом объекте надо было не просто побывать и поглядеть, хотя и это очень важно: видя, что руководитель артели следит за его работой, колхозник охотнее трудится.
Но Федор Пилипович не только побывал на всех участках — он принял десятки решений, сделал сотни замечаний по хозяйству.
В сложном процессе колхозного производства Федор Пилипович обязан заметить мельчайшую песчинку, тормозящую ход, мешающую работнику, замедляющую темпы труда. Уже почти десять часов ум и воля председателя пребывали в огромном напряжении, как туго- натянутая струна.
Наступило обеденное время, но председатель вспомнил сердитое лицо секретаря райкома и свернул к трактористам.
По дороге Федор Пилипович заехал в строительную бригаду, надеясь, что секретарь колхозной парторганизации товарищ Галий поможет ему разрешить задачу. Галий стучал топором, сидя на каркасе крыши, которую собирали на земле, чтобы потом установить на стенах Дворца культуры. Увидев Сагайдака, он слез на землю.
— Дерево не сырое? — спросил Федор Пилипович» у бригадира.
— Хорошее дерево, — ответил Галий. — Вот как бы у нас, Федор Пилипович, с жестью задержка не вышла.
— Наряд есть. Я еще сегодня позвоню в район,
узнаю, привезли ли железо на базу,— сказал председатель и, думая о встрече с секретарем, внимательнее, чем обычно, осмотрел работу.
Нет, порядок здесь образцовый!
— Как будто райкомовская машина через село проехала? — спросил он равнодушным тоном.
— От тракторной бригады ехала.— Посмотрев на каркас, Галий улыбнулся. — Сверху мне все видно.
— Тебе и положено все видеть.— Федор Пилипович тоже улыбнулся.
«Значит, так и есть, у трактористов что-то случилось»,— подумал он.
— О жести, Федор Пилипович, надо побеспокоиться,— сказал один из плотников, свертывая самокрутку.— Когда дом покрыт — это уже дом. Товарищ секретарь правильно говорит,— он кивнул на бригадира,— Дворец надо покрыть до жатвы. И об олифе для краски тоже надо подумать.
Олифа у председателя давно .приготовлена, но замечание колхозника не обидело его: человек волнуется, живет одной заботой с ним. Сагайдак еще раз оглядел производство, прислушался к ритмичному ходу двигателя пилорамы и сел на линейку.
До тракторов было километра три, и председатель, погоняя лошадь, ехал среди нив, любуясь ровными рядками яровых, которые расстилались до самого горизонта.
— Хорошо! — проговорил он вслух и, сняв шапку, подставил солнцу лысину.
Дальше начинались озимые. Разноцветные платочки полольщиц мелькали в ярко-зеленой пшенице. Длинная шеренга их приближалась к дороге, и полый клин сужался так ощутимо быстро, что казалось, зеленая волна катится, смывая на пути желтые, алые и синие островки бурьяна.
«Хорошо!» — подумал Федор Пилипович и остановил лошадь, поджидая бригадира Кривенко, который с сердитым видом приближался к нему.
— Я буду жаловаться! — подходя, сказал Кривенко. — Что это такое? Каждый будет мне указывать! Я отвечаю перед правлением, а меня будет поучать всякий почтальон!
— Что случилось?'— спокойно спросил Сагайдак.
— Как что? Сегодня он опять при всех завел разговор о люцерне. Зачем я позволяю пасти на ней свиней. «Ты, такой-сякой, не хозяин. Люцерна, говорит, семенная». Не спорю, что семенная. «Ты, говорит, как бригадир должен запретить уничтожать семена. Должен поставить об этом вопрос на правлении, а не поможет — до района дойти. Это, говорит, антигосударственное дело».
Федор Пилипович вспомнил, что старик почтальон, называвший себя «основателем», так как был в числе первых организаторов колхоза, и ему говорил об этой люцерне. Старик, конечно, прав. Но свиноферма образцовая, а весной тяжело было с кормами, и председатель сквозь пальцы смотрел, когда заведующий фермой Копа пускал свиней в люцерну.
— На что же ты обижаешься? — удивился Сагайдак.— Почтальон такой же колхозник, как и ты. Высказывает свои мысли. Что же ты хочешь, закрыть ему рот?
— Я не возражаю, он имеет право говорить, Федор Пилипович, но вы подсчитайте, что дороже: один гектар люцерны или целая свиноферма? Это во-первых, а во- вторых, при чем тут антигосударственное дело? Я ведь о колхозных свиньях забочусь и таких разговоров больше не потерплю.
— Я бы поблагодарил старика за совет.
— За что же благодарить? За то, что ругает? искренне удивился Кривенко.
—Если ругает правильно — так за то, что ругает,— улыбнулся Федор Пилипович.
— Ну, как хотите,— нахмурившись, ответил бригадир.— Только он мой авторитет подрывает.
Раздался мощный гул тракторов, и перед глазами Сагайдака снова всплыло возмущенное лицо секретаря райкома.
— Ничего, помиритесь,— проговорил он и подхлестнул лошадь.— У меня сегодня еще дела есть.
Механик тракторной бригады встретил председателя словами:
—За пахоту будьте спокойны: сегодня сам товарищ Горб проверял.
И ничего не сказал? Не сердился?
— Наоборот — похвалил!
«Что же могло случиться?» — подумал председатель и, пообещав трактористам выписать на завтра мяса, по
вернул линейку к селу, чтобы закончить день телефонными разговорами в сельсовете.
Из сельсовета позвонил в МТС и договорился, что за двумя жнейками, которые обещал директор, можно прислать хоть сегодня. Потом вызвал союз и узнал, что кровельное железо ждут завтра.
— Товарищ Горб сегодня заезжал к вам? — спросил председатель сельсовета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41