«Баня Фантазия с отдельными номерами». В этой европеизированной бане всего лишь два номера, но от этого, конечно, положение не меняется. Пользуются номерами только: пристав первого участка, его жена, дочка, несколько должностных лиц русского происхождения и известный мануфактурщик Хаджи Манукоф Эфенди Онник, который, будучи истым англоманом, предпочитает отдельные номера. «Делай тут что хочешь — никто не увидит»,— говорит он по этому поводу, хотя знакомый нам Телефон Сето о нем так же, как и о цирюльнике Василе, имеет особое мнение... «Хаджи Онник Эфенди не хочет, чтобы соседи видели, что он моется желтым мылом»,— говорит он.
Как мы говорили, в эти ранние утренние часы ходят в баню исключительно женщины: обе бани до четырех часов дня открыты для женщин, после четырех — для мужчин. Ходят женщины в баню в этом городе с особой помпой, словно идут священнодействовать: обыкновенно по нескольку семейств, связанных узами родства, в одной компании — женщины, девушки и дети вместе. Не принято в этом наирском городе ходить в баню в одиночку. Впереди, в виде авангарда, выступает обыкновенно одетый в лохмотья носильщик, таща на себе медный круглый таз для воды, в который помещены такие же медные, более легкие тазики, деревянные шайки, гребешки, мыло — словом, всевозможные принадлежности для купанья. Если в семье оказывается грудной младенец, то обычно и его прихватывает тот же носильщик, по обе стороны которого победным шагом шествуют дети — девочки и мальчики. В наирских банях в отношении детей существует такой закон: принято пускать в баню с женщинами мальчиков до семилетнего возраста, но если в доме есть больной мальчик до одиннадцатилетнего возраста, мать вправе брать с собой и его: не может лее больной ребенок сидеть дома не помывшись! Таковы банные правила, существующие в этом наирском городе с незапамятных времен.
Если в это время на дворе лето, осень или вообще время фруктов, то отец семейства, отправившегося в баню,— будь то цирюльник Васил, или Хаджи Онник Ману- коф Эфенди, или же духанщик Егор,— часам к двенадцати купающейся семье в баню посылает в подарок арбуз, дыню, виноград или яблоки. И это обычно делается на виду у всех, в особенности когда отправляется в баню ханум Хаджи Онника Эфенди Манукофа с чадами и домочадцами. «Сегодня опять Хаджи отправил в баню Нунуфар-ханум»,— говорят с усмешкой соседи. «На здоровье»,— обращается обычно в таких случаях Егор Арзуманов, содержатель столовой «Европа», к Хаджи Оннику: «Хаджи может у меня пообедать. У меня сегодня хороший домашний бозбаш с луком и помидорами». Но Хаджи не любит обедать вне семьи. Когда ему из дому обед не посылается, он обходится хлебом и сыром, а если бывает сезон фруктов, мясо заменяет арбузом или дыней. «Много ли человеку нужно, чтобы насытиться? —- говорит Хаджи.— В «Англетере» лорды довольствуются черным хлебом, и это не мешает им быть благородными и патриотами». И соседи его, хотя и не допускают мысли, чтобы лорды в Англии питались черным хлебом, все же одобряют слова Хаджи Онника Эфенди. «Человек может насытиться чем угодно, в частности Хаджи Онник Эфенди!»— думают они.
Когда солнце поднимается высоко и с полудня начинает клониться к закату — сутолока в лавках на Лорис- Меликовской улице доходит до своего апогея. Возвращающимся с рынка крестьянам Хаджи продает мануфактуру, чай, сахар; цирюльник Васил их стрижет и бреет; в столовой «Европа» солдаты и крестьяне начинают есть борщ, а мелочные торговцы не успевают и вздохнуть: продают без конца иголки, нитки, замки, по четверке халву, деготь для фургона, спички Лапшина,—словом, все то, в чем имеет нужду человек в течение дня,— и богатеют: сын золотаря Иоаннеса Колопотян, плешивый Татос, Католик Симонага и остальные торгаши и лавочники. Один лишь бедный Абомарш стоит без дела и, вперив глаза в висящие по стенам его магазина разноцветные костюмы, ждет покупателя. Видимо, наиряне не понимают, что написанное на его вывеске и прикрепленное за ним «А бон марше» не что иное, как — добро пожаловать. Если бы они знали это — запросто заглядывали бы к нему, хотя бы и не для покупки. «Надобно надписи на вывесках переиначить на русский лад!» — говорит он себе и начинает придумывать подходящее название для новых вывесок.
В десять минут первого, после третьего урока, в учительской приходской школе, пользуясь большой переменой, завтракают учителя и учительницы. Одного из учителей зовут Бюзанд Вардересян. Ему под тридцать, кончил он Эчмиадзинскую академию и считается опытным педагогом. Армянский язык он изучил под руководством Манука Абегяна и гордится этим. У него длинные волосы, которые он аккуратно расчесывает, и коротенькая бородка... Преподает он армянский язык и пение. Одновременно он состоит инспектором школы. Второй учитель — известный уже нам г. Марукэ — преподает арифметику и русский язык. Третий — тоже из питомцев Эчмиадзин- ской академии, но значительно моложе. Любит он заниматься общественной деятельностью и намеревается в течение ближайшего лета читать ряд лекций, посвященных интересным и поучительным страницам армянской истории, организовать союз молодежи, одной из главнейших задач которого будет «распространение армянского языка среди обрусевших наирян». Парень он хороший,
много у него благих намерений, но, к сожалению, он неравнодушен к своей сослуживице ориорд Нвард Луспаронян, которая окончила тифлисскую армянскую женскую гимназию и носит стриженые волосы. Ее не любит и питает физическое отвращение к ее коротким волосам и легкомысленным шуткам другая учительница школы, ориорд Затикян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55