стоит у другого края поляны кто-то в овчинной шубе. В годах человек. Во рту трубка.
— Как тебя зовут? — спросил Эр Чадак.— Кто ты такой?
— Из рода тслесов я,— отвечает человек, вынув изо рта трубку.— Черный Чепрак, сын Белого Потника.
— А где же ты был днем? Не в твоей ли юрте мы ели барана? Что-то я тебя не видел, а?
— Да я вчера выпил араки и только к этой ночи очухался,— рассказывает челбвек.— Проснулся, лежу под корытом. Жена, значит, меня укрыла, спрятала. А иначе твои всадники бы меня...
— Уж наверняка!
Убрал человек трубку в кисет.
— Ну, так что,— говорит,— заруби отметины на той лиственнице, что рядом с тобой.
Эр Чадак при свете луны и огня сделал на лиственнице отметину — мишень величиной с ладонь. И не успел он повернуться, чтобы отойти подальше, как возле уха просвистела стрела. Воткнулась в самую середину зарубки. И с такой силой, что на вершок вошла в дерево.
Вздрогнул Эр Чадак невольно. Понял, что за стрелок вышел прошв него. Вздрогнул и сник. Вот тебе и смерть, вот где она тебя нашла.
— Эй, Черный Чепрак! — закричал он, сам того не заметив.— Что тебе нужно? — спросил, с трудом скрывая испуг.
— Да что мне нужно...— отвечает человек.— Отпусти мою жену. Зовут ее смолоду — Тонкий Кувшин. Да еще дай ей чаю на одну заварку, да щепотку соли. Вот и все.
— Все ли?
Человек'достал трубку и принялся ее раскуривать.
— Три косяка лошадей ты у меня увел... это не беда. Голова моя на плечах, а остальное приложится...
Велел Эр Чадак, чтобы отдали этому человеку его жену. И вернулся к своему костру. Сел опять, стал смотреть на огонь.
«Вот дурной,— думал Эр Чадак, переводя дух.— Попросил бы золота, серебра. А то жену... Да была бы она хоть молодая. Любую вон выбирай...» А сколько у него самого жен, Эр Чадак и не помнил. Вернешься из похода — полный шатер Глядишь, а некоторых уже и позабыл, как зовут...
Трах-ра-рах! — не то послышалось, не то вспомнилось ему. Снова вздрогнул Эр Чадак.
— Эх, ну что же я так, что же, что же? — зашептал он себе.— Войско видело. Все видели... Струсил, старый черт... Надо было сразиться с этим человеком! Биться до конца! Лучше бы смерть. Позор, позор...
— Эх, если бы не тот кам! — закачал он своей маленькой сухой головой.— И зачем я с ним связывался? Все равно пришлось все вернуть... Ну да что уж теперь... Зато не будет меня преследовать... Отвяжется наконец, отстанет, даст хоть передохнуть... Эх, надо уходить из этого Алтая,— задергал он себя за седую косу.— Нет, нет, уходить, и поскорее. Иначе худо будет, сердцем чую... Вырезать пленных стариков и детей, они обузой станут в пути... Торопиться надо, торопиться!
Тут на горы загрохотал бубен, зазвенели, забрякали, затрещали колокольцы, колокольчики, звоночки, бубенцы. Горы пошли ходуном, загудел лес, завихрило в кустах, и голова кама Кара Кыната с глу-< хим шелестом подкатилась к Эр Чадаку, уставилась на него залитыми кровью глазами.
— Отдай самое дорогое! — закричала голова и вмиг очутилась на груди Эр Чадака.
— Сейчас я все дам! — взорвался Эрдак. Вскочил, отбрасывая ее от себя и вытаскивая меч.— Все сейчас получишь, все! Досаждать мне вздумала? Враждовать со мной? Понимаешь ты, против кого идешь? Мертвая голова, ничтожная голова! Хватит мне на тебя смотреть, хватит мне с тобой разговаривать!
На крик Эр Чадака прибежала стража. Волосы у всех встали дыбом...
Голову Кара Кыната тридцатью тремя мечами разнесли на тридцать три кусочка, но они сразу срослись? пронзили тридцатью тремя копьями, но тридцать три раны тут же затянулись. Сжигали в костре — голова не горит, закопали в глубокую яму — голова из нее поднимается.
— Отдай мое самое дорогое, отдай! — твердит голова. Все войско окружило ее, но голова не боится, повторяет одно и то же:
— Отдай самое дорогое, отдай!
Задергались губы у старого тысячника Карохэма.
— К несчастью это, к поражению, — пробормотал он.— Гибель нашу она предрекает, гибель...
Не договорил он — сверкнул стальным отблеском меч Эр Чадака: не пожалел Эр Чадак своего друга, тридцать лет стремя в стремя ходившего с ним в походы.
Огон вырвался у юного коновода Дзебэ.
— О, нет, нет, нет...— только и прошептал он. И опять блеснул меч Эр Чадака...
Над южной стороной Алтая парит, трепещет, отсвечивая багровым, ущербная луна, похожая на окровавленный кривой меч. Знаменитый батыр Эр Чадак стоит перед головой великого кама Кара Кыната, умоляет его, упрашивает.
— Хватит тебе преследовать меня, хватит! — говорит Эр Чадак.— Ну сколько можно? Богатство твое я возвратил сразу. Чего еще ты требуешь? Все у меня возьми, все!
Раскрываются губы у кама, и Эр Чадак торопится сказать.
— Да теперь и брать-то у меня нечего,— говорит он,— Половину своего войска потерял я вчера, когда попал в засаду, лежат мои лучшие всадники под обвалом, обрушенным вашими воинами! Оставшиеся в живых испугались и убежали, не слушая меня. Все ты взял у меня, все!
Раскрывает губы кам, торопится Эр Чадак.
— Может, моя жизнь тебе нужна? С радостью отдам. С радостью! Только оставь меня в покое. Душой прошу... Ну что тебе еще, чего?
Умолк Эр Чадак.
— Отдай мое самое дорогое, отдай! — гремит голова.— Пока не вернешь — не отстану, пока не получу — не будет тебе покоя!
Не лежит голова на месте, кружит у костра, вертится, рот кама в пене.
— Э-э, люди,— проговорил тут старый воин, который возил доспехи Эр Чадака.—А не из-за жены ли своей изводит нас этот самый Кара Кынат? — Все враз к нему повернулись.— Я ведь вожу ее, беззубую, с собой, она мне чай варит... — продолжал старый воин. — Сам-то совсем старый стал. Слепну я, люди, слепну...— Обернулся он и показал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81