А курносый, с челкой, изредка оборачивался и громко хохотал, показывая Кыл-гаю обрубленный кукиш...
И вот он сидит сейчас перед ним. Нет сомнения, это он. Сохранила его земля-матушка. Кылгай думал, кости его давным-давно сгнили нет, выжил. Сидит Кылгай и никак не может унять дрожь. Сердце бьется у самого горла.
— Да, медведь в наших краях хитер стал, осторожный, гад,— толковал о своем «гость».— Надо лошадь расседлать да привязать на аркан,— он, кряхтя, поднимается и идет к лошади.
Кылгай схватил было малокалиберку, но удержался. «Потом, потом... Ночь длинная...»
...Приволокли они Кылгая к озеру Кара-Кудыор, где расположились им привале человек тридцать бандитов. День стоял жаркий, пот стекал с лица, слепил глаза, и Кылгай не сразу разглядел шестерых пленников, привязанных на один аркан. Его точно в сердце ткнули — среди них он узнал отца, дядю Иожона, старика Кал-чая, который уже лет десять говорил всем, что ему стукнуло «вошемдешат вошемь». Остальные грое были друзья Кылгая, с которыми он не раз состязался в силе и ловкости — боролся на свадьбах, скакал наперегонки, пел до рассвета родные песни. Это были йыду, Йыдыш и Киреш. Все тот же парень с пальцем-култышкой привязал его за конец аркана рядом с отцом, каждому сунул под нос свой кукиш и ушел.
— И ты, несчастные мои глаза,— вырвался из груди отца не то стон.
Кылгай будто весь окаменел, ничего не видел, не слышал. Ему хотелось завыть, броситься наземь и биться головой.
Все молчали. Только дядя Йожон, непрестанно кивая головой, точно лошадь в жару, все шептал: «Видно, шудьба, от нее не уйти».
Подошел меднолицый и приказал всем раздеться. Кылгай и сам не заметил, как вместе со всеми упал ему в ноги.
— О-о, шпашите нам шпшпь, не убивайте! — запричитал дядя Йожон.— Ведь и в радонпях и в горе на одном яшыке говорим, одни пешни поем, один Алтай наш вшкормил, одна мать по наш шаплашет. Шпашите. Выше бога, неба ваш будем пошитать.
— У-у, скоты! — загремел в ответ меднолицый.— Где вы были, когда бросили богом данного вам белого царя?! Кто из вас встал па его защиту?! Мис ваша жизнь — что мышь придавип>, что вас. Ну кто из вас крещен? «Огонь серянки не огонь, закон церковный не закон». Так ведь посмеивались? Вот теперь получайте, скоты!
Бандиты поставили людей под расстрел. То ли им патронов было жаль, то ли хотели позабавиться — людей поставили гуськом, одного за другим.
— И попил я в швоей шишки и иоел. Что мне еще надо, што от болешней шмерть, што от пули шмерть,— сказал старик Калчай и стал впереди всех. Кылгай стоял четвертым — за отцом.
О побеге и мысли не было: кругом открыто поле.
Озеро — мелкое, до горы далеко: догонят на лошади — зарубят.
Значит, и вправду — судьба.
Грохнул выстрел, Кылгай не помнит, как бросился в сторону. Вокруг засвистали пули. Позади крики, треск выстрелов, стук копыт. Кылгай затылком почувствовал горячее дыхание лошади, настигавшей его. Чуть скосил глаза — ц опить тот, с кукишем. Взмахнул саблей... Но удара Кылгай не почувствовал. «А может, человек и не чувствует, как его срубят?» — пронеслось в голове. И увидел, как белая лошадь обогнала его, а всадник, уронив саблю, медленно валится на бок.
Кылгай все бежал. Выстрелы реже, глуше, под ногами вязко зачавкало. «Да это же болото, значит, лошадь не пройдет»,— мелькнула мысль. Запружинили кочки, трава стала выше, и Кылгай, задыхаясь, упал и пополз на четвереньках.
Забравшись в глубь болота, перевел дух, прислушался. Тихо, погони не слышно. Высунувшись осторожно из-за кочки, увидел — бандиты стояли на берегу, сгрудившись в кучу. Кылгай перевел дух. Спасибо этому болоту: бандиты, видно, не захотели лезть в грязь из-за какого-то алтайца. Если будет жив, Кылгай утопит в этом болоте самого большого жирного барана —-в дар Синему Быку1. А тот, что с кукишем, пусть теперь попробует показать его. Видно, пуля, предназначенная Кылгаю, угодила во врага. Так ему и надо, проклятому!
Бандиты повскакали на коней, только пыль заклубилась за ними. Белая лошадь уносила вытянутое вдоль седла тело. На поле в лучах солнца белели какие-то пятна. Кылгай не сразу понял, что это тела расстрелянных. Уронив голову, он судорожно вцепился в мокрую травянистую кочку. «Мстить! Убивать гадов, чтоб ни одному из них не видеть белого света».
До глубокой ночи пролежал Кылгай в болоте, весь продрог. Ночью он поднялся. Штыком вырыв в песчаном месте яму, захоронил в ней изрубленные обезображенные тела отца, дяди, старика Калчая и трех своих друзей.
На следующую ночь он добрался до деревни и еще издали увидел часового у моста. Кылгай залег. Когда
1 Синий Бык — покровитель озер, болот, всех водоемов.
стало видно мушку ружья, он при целился в лоб бандиту и спокойно спустил курок.
Вернулся «гость», неся на руке седло и потник. Снял с плеча карабин и, прислонив его возле ружья Кылгая, подсел к огню.
— Все лето в горах, под чистым небом — заскучал по жилью,— начал он.— А занимались ерундой какой-то: отмерят метр земли и подсчитывают, сколько там трав, козявок разных, муравьев. Ученые люди, а без проводника ни шагу. Ну, слава богу, теперь домой. Не знаю, как там нынче с сеном.
И гость замолк. Должно быть, чудным показался ему Кылгай: все молчит да молчит. Глухой, что ли, или по-русски ладом не понимает. А Кылгай все не может унять дрожь.
— Ну что ж, пора на бок,— поднимается «гость».—* Завтра путь долгий. Что, уместимся в шалаше?
— Эй-е,— кивает Кылгай.
«Гость» залегает в шалаш и, положив седло под голову, затихает.
А Кылгай все сидит возле огня. Что делать с этим «гостем»? Застрелить на месте да оттащить в валежник? Или устроиться на ночлег рядом да сунуть ему нож меж ребер,— и концы в воду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81