.. И вот тебе — беда...
А тяжело одной — хуже нет. Иногда волком завыть хочется. Столько хлопот, забот, недоделок, недохваток. Чему не научилась! Сено сметать? Давай. Сани под стог связать? Могу и сани. Огородить стожок, чтобы сено не потравили? Огородила. Не женская, скажешь, работа? Верно, не женская. А с кем ее делить? Не сделаешь — не проживешь. Ну, с работой ладно, управляюсь. А ведь одинокую, скажу тебе, подружка, и обидеть могут. Есть и такие, которые хотят... пытаются. Вот так все одна, все сама... Как говорят: оглянешься—только тень твоя, ухватишься — свои же уши.
Про детей своих худого слова не скажу. Хорошие у меня дети. Всякого повидали, как без отца остались. Всем ласки хочется, тепла. А их — семеро! Старший в армии — младшая в зыбке. Хорошо, если бы дочери старшие, от них помощи больше. А тут подряд сыновья. У этих уши туже, сердца тверже. С характером народ. Ну, в стайке почистят, скоту сена зададут, дров наколют, печку истопят, воды наносят. А кто будет варить, стирать, полы мыть, коров доить, дыры латать? И вот пришлось учить моих мужиков... Они от обиды плачут, и я реву — жалко их. А гладить их да миловать, угождать да уговаривать нет у меня никакой возможности — на работе я, некогда ласкать да сюсюкать. Держу их в строгости. Иначе и нельзя Иначе и они людьми не вырастут. Начнись разлад между нами, неуважение — пойдут ругань да драки, будут коситься друг на друга. Мол, это мое, а это твое. И конец нам всем.
Из головы не идут слова отца нашего. Знаешь, что он мне сказал? «Ты,— говорит,— мать, не умирай. Я Для себя, может, другую жену найду, а вот для детей наших мать — едва ли. Без меня проживете, а без тебя нельзя». Это когда я после третьего чуть на тот свет не ушла.
Эх, дети мои, дети... Так уж на свете устроено: глаза матери из-за детей все увидят, сердце материнское все испытает. Дети... Легко это слово произнести, а вот иметь их, рбстить... А тут еще болезни эти. В апреле пятеро загрипповали. Особенно двое тяжело. Мечутся от жара в беспамятстве. Надо бы скорее в больницу везти— не на чем: дорогу развезло, и автобус сломался. Мотоцикл у нас исправный, и Адучи его водит — Адучи нынче восьмой класс кончил, да как повезешь маленьких с температурой? Продует. Ничего нет тяжелее, как дети болеют. Лучше самой... В ум ничего не идет. Бессильная, будто курица, которая только цыплят высидела. У Чечеш — она постарше этой тонкошеей — до легких грипп добрался. Тут уж без больницы не обошлось. Двадцать два дня с ней пролежала. Только выписываться — Дьанар привезли. Ну, эта уже постарше — первоклассница. Мы только навещали.
Потом сама... Ноет и ноет в правом боку. Пройдет, думаю. Надо бы в район, к врачу, да стрижка овечек шла. И Эркелешка еще грудь сосала — здесь уже отвадила. Как ее оставишь? Два дня мучилась. Рвет меня, а я работаю. Тут соседка узнала, выругала, машину нашла и — сюда. А здесь говорят: «Аппендицит». И сразу резать. Замельтешило все перед глазами, поплыло, закружило. «Бросьте меня,— силюсь сказать. — Мочи нет. Помру». Тут голову повернула, в окно вот эту гору Чан-кыр светло-синюю увидела, всю в зелени, в цветах. Тропинку увидела — вверх вьется. Вершина круглая из-за подлеска высунулась, к себе так и зовет. Вот бы, думаю, подняться туда по тропинке, на воздух, лицо ветру тугому подставить, вокруг поглядеть. Неужто не взгляну?.. Господи! А дети? Мои дети!.. Замаячили глазенки ихние черненькие. Будто даже плач ихний услышала. Кто же их рбстить будет? Кто? Как они без меня останутся? Нет, нет, помереть я еще успею. Да закопай меня—из могилы к детям встану!
Два часа операцию делали. Как на грех, свет погас, а лампы без керосина. Топотня у врачей, сумаюха. Л л успокоилась — выживу! Наконец-то зашили. Пять или шесть мужиков взяли меня на руки, понесли в палату. О, кудай! Вот когда больно стало... Едва дотерпела. Нести им метров двадцать, а мне чудится: конца этой дороге не будет. Думала, шов разошелся. Ну, после два дин пить не давали. Терплю. Полмесяца не вставала. Беда прямо: кашлять нельзя, смеяться не могу... И в палате лежать сил нет. Так домой охота, к ребятишкам.
Ладно, понемногу оправилась. И что за напасть такая: нршимнг Айдара моего, шестиклассника. Тоже аппендицит! Ну в чем я виновата перед солнцем и луной? За что такая напасть, такие беды? Хоть криком кричи на весь белый свет. Делают сыночку моему операцию, а я в коридоре возле дверей сижу. Сестры, больные отвлекают, успокаивают как могут. Айдар мой быстро поправился— домой вместе вернулись.
Ну, кажется, пронесло. Картошку дети без меня сажали и окучивали. Устроилась я поварихой в ясли. Август наступил. И тут желтуха эта проклятая...
Вот подумай. Болеем и болеем. Почти полгода не работала. А дома со мной восемь ртов. Парнишки растут. За отца мы получаем пенсию. Спасибо государству, заботится. И учатся даром.
Детки мои милые... Картошку выкопали, сено поставили. Которое в копнах было, привезли. Не хотелось бы, чтобы они так много работали. Не представляю, как сами покос нашли, косы отбивали, лошадь просили. Хвалились: два стога поставили. Не видела, какие стога, как свершили. Если плохо — закурятся, сгниют. Пет, нет, не должно так быть. Дети мои к работе охочие. Если что делают, не придерешься. Зимовать у нас будут две коровы да две телушки. Еще пять овечек у нас да четыре козы. Вот и болит сердце — хватит ли сена? А скот держать надо. Без пего как обойтись?
Как ни смаралась, как пи вьпадывала, вег же залезла в большие долги. Сто сорок пять рублей! Раньше такие деньги за долг бы не посчитала, а сейчас... У большой семьи и расходов больше: это надо, то, этого не хватает, того. По одному хлебу судить — четыре-пять булок на день идет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81