» — «К двум прибавь три,— говорю,— сколько будет?» — «Не знаю. Только пять овец вы мне не вернули. Один раз две, а другой раз — три...»
— Чего брат только не наговорит,— заерзал и Шаты.— Кто этому поверит? Давайте вспомним, что на самом деле было Расскажите, как вы на кавказский курорт ездили. — Ты бы лучше сам съездил. На тебя там другими глазами глядеть будут.
— Может, рассказать, а? Рассказать? — приободрился Шаты. — Прикусили язык-то!
— Ну что ты расскажешь? Ведь ты не ездил.
— Э-э, завиляли туда-сюда, будто конь, не желающий от коновязи отойти!.. Слушайте, слушайте. Приезжают, значит, они на курорт. Самые достойные люди в нашем селе. Вот этот — старший брат мой, чабан, Отургуш табунщик и Боду скотник. Передовики, ударники... Есть там на курорте, говорят, такая штука, куда залезают. Ванна называется. Я там не был — откуда мне знать. А перед тем, как залезть, надо оголиться. Вот наши три богатыря раздеваются, встают в очередь. Доктор осматривает, на весах взвешивает. Толстый, в очках. На людей и не смотрит. И правда, чего на них смотреть? Все люди как люди. За день сколько перед ним таких голых проходит. Вдруг перед ним три невероятнейших скелета. «Ах!» — удивился доктор, головой покачал. Снял очки, подошел поближе к нашим героям. Моего братца постукал кончиком пальца по костлявой спине. У Оторгуша ребра пересчитал, схватил Боду за живот, шкуру на полметра оттянул. Отпустил, а шкура — «шалт!» — и опять на пузе морщится. «Вы, ребята,—доктор спрашивает,— не из тюрьмы?»
— Ба-таа! — схватился за голову Калап.— Стыд какой! А что? Если после окота приехали,--- ничего удивительного.
— Чего уж там...— ухмыльнулся Мыйыксу.— Что правда, то правда. На этом курорте как привязались: ешь да ешь, ешь да ешь! Будто мы дома впроголодь живем. Что бы ни случалось — всякое бывает с человеком,— живы мы и невредимы... А ты почему молчишь, Шаты, как в город ездил? Забыл? В позапрошлом году. Я тогда напомню. Продал Шаты целого быка и поехал за одежкой для детей. Набрал полный мешок. Сел в автобус. В дальней дороге посерьезней бы человеку надо, а мой младший брат, как сейчас, наверно, распустил, заболтался. С ним в автобусе люди шишковать ехали... Слез наш Шаты у развилки, мешок подхватил — и к дому. Сколько ты его на горбу пер, а? Верст одиннадцать до деревни, да еще шестнадцать до стоянки Притом веселый, только что не поет «Черненькому моему — черный костюм, желтоголовому моему - желтый костюм, пухленькому моему — пушистый сии юрок, старшенькой моей — зеленый платок, среднему — ружьецо, сосуночку моему — сосочка...» Все девять окружили Шаты, ждут. Вот папаша развязал мешок, а там длиннющий полуразодранный сапог с брезентовым голенищем — по кедрам лазить. Один сапог, набитый осокой — ноги заместо портянок обматывать. Что там еще было, Шаты? Мешки для орехов, да? Сколько?
— Не все равно? — буркнул Шаты.— Лишних не было. Ничего интересного в вашем рассказе. Вот как вы, брат, артистом были,— действительно, занятно. Может, заодно расскажете?
— Только тебе и интересно. Тебя никто не нанимал людей забавлять. И так, сидя с тобой, не заметил, как овцы ушли.— Дед Мыйыксу тяжело поднялся, сел на коня, затрусил по логу.
— Видите, сбежал мой брат! — торжествовал Шаты. — А знаете, как он артистом-то был?.. Ну, как-нибудь после расскажу. Тоже засиделся. Пока почту не закрыли, ехать надо, сыну в город перевод послать. Хлеба надо привезти, то да се... С Мыйыксу лучше не встречаться — ничего доброго не будет: всегда куда-то опоздаешь, от чего-то отстанешь, тысячи дел несделанных останутся . Будьте здоровы, ребята!
— Давайте и мы встанем,— Калап направился к негой лошадке, привязанной к сосне. Каурого у него забрали. По случаю окончания весенних работ праздник-байрам будет. А какой праздник без скачек? Кула* Ат на байге может лучшим скакуном оказаться, вот и взяли его готовить к состязаниям.— Вы идите по подножью горы, — сказал он Тукпашу, — а я Верхний перевал объеду.
...Тукпаш направился к каменистому повороту, за которым паслась отара.
«Одна забава и есть у чабанов — поддеть друг друга, припомнить всякие смешные случаи. Как Шаты с Мыйыксу. Чем еще развлекаться им? Особенно долгими зимними вечерами. Загонят овец, а потом чем заняться? Соседние чабаны изредка наведаются, поговорят, побалагурят вот так же, в карты перебросятся... А это — как дед Мыйыксу «ар-п^тоРГ был,— забавно...»
Тукпаш хорошо помнит, что это за история. Года три назад приехали из Москвы снимать документальный! фильм о Горном Алтае. Колхозное начальство привезло киношников на стоянку Мыйыксу. Все из кожи лезли, исполняя любые желания гостей. А те все придумывают, что бы еще снять. Вот выбрали они самого большого барана и попросили, чтобы его столкнули со скалы. Даже и не со скалы, а с островерхого камня, который торчал на холме недалеко от юрты. Сколько ни бились, никак не могли барана спихнуть: любая тварь жить хочет! На помощь директор картины пришел. Толкали-толкали барана,— упал он. А камера трещит, снимает. Шлепнулся баран на землю, с трудом поднялся, головой мотает, изо рта и ушей кровь идет. Мыйыксу велели «первую помощь» оказать — забинтовать башку барану. И это сняли на пленку.
Когда после картину люди смотрели,— плевались. Разве так бывает? — говорили. Никто никогда не видел, чтобы овца со скалы свалилась Тукпаш про этот случай сам не раз рассказывал, когда приезжали из кинохроники или с телевидения. Хоть бы кто понял, какая это глупость. Наоборот — завидовали тем, московским: «Вот это кадр!»
Крутых гор и острых скал на Алтае не счесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111