Ровная серая поляна, а на ней серые деревянные дома, серые улицы, покрытые пылью. Все это потому, что деревьев нет. Не сказать, что их вовсе нет. Есть деревья, если хорошенько приглядеться. И земля не такая уж серая. То тут, то там, вдоль заборов, зеленеют островки травы с ладонь величиной. В чем же дело? Первая причина — машин-тракторов не меньше, чем в городе. Ездят они не только по дорогам, а всюду, где только не огорожено, давят, мнут траву. И люди траву топчут. А коровы, телята, овцы? А козы? Эти вообще забираются, куда хотят. А свиньи! У них одна забота — рыть-переворачивать землю. Если к этому прибавить еще гусей, кур, уток Вот по весне отродят палисадники возле домов штакетником, воткнут черенки, поливают их утром и вечером. Примутся саженцы, зазеленеют, трава вокруг них выпрет. А осенью, когда пастбища возле Корболу стравит скот, глядишь — то один, то другой завел в палисадник телят. Сначала на привязи держит, а после... И не остается в палисадниках ни прутика, ни травинки. Следующей весной начинается все сначала. Огороды здесь маленькие. Растет в них только картошка да мелочь морозостойкая — лук, морковь, репа... Приезжие удивляются: как тут люди живут? Хорошо живут. Дома крепкие, новые, построены основательно, надолго. За домами — бесчисленные сараи, скотные дворы, птичники, гаражи, бани. Посреди села даже двухэтажные здания — школа, Дом культуры, контора колхозная. Издали посмотреть: здания эти, как чабаны верхом на конях, а дома вокруг — отара, которую они пасут.
Село и вправду разрослось, растянулось. Хочешь верь, хочешь не верь, а другой раз и не скажешь, что за человека повстречал. И это в селе.
Молодежи в селе много. Ежегодно шестьдесят—семьдесят ребят среднюю школу кончают. Тридцать—сорок в армию уходят, столько же демобилизованных. Сколько-то учиться поступают — в институты, в техникумы. Остальные в колхозе работают. С дипломами, конечно, не все возвращаются: где разным специалистам — инженерам, химикам-физикам — в деревне работать? По осени каждую субботу-воскресенье по три-четыре свадьбы. Меньше нельзя — молодым успевать надо жениться. Село расти хочет, хорошеть собирается, к жизни идет.
Свадьбы — это новые семьи. Новые семьи — новые дети...
Утром и вечером улицы села заполняют машины и тракторы — ушам от грохота больно, земля дрожит, за пылью домов не видать. Техники все прибавляется и прибавляется. Та, что имеется, уже не справляться со всеми работами. Только вспахали поле — сеять надо, зеленку косить, а там и уборка подошла. Корма возить, лес возить... Никак без техники нельзя. Покосы далеко, за лесом-дровами тоже не ближний путь. Полевые дороги хорошие, так что с техникой и расстояния не помеха. Что надо довезти — довезет, привезти — привезет.
В газетах пишут о селе, по радио говорят: тут, мол, поставлена на высоком уровне агитационно-массовая работа, созданы условия для труда и отдыха молодежи, и потому молодежь охотно остается. Правильно пишут и говорят. Все так. Но главную причину не показывают. Алтайцы тут живут. А куда поедет алтаец? Тут его родина, его земля, язык, люди, товарищи его. Оторвись от всего этого, и жизнь потеряет смысл. Что получится? Получится, что человек уехал, лишь бы живот себе набить. Родина большая, везде люди нужны, нигде человек не пропадет. Но тут — место, где ты вырос. Плохо ли, хорошо — тут все твое. Весь смысл жизни, древняя философия — детей растить, скот множить. Не это ли главное?
...Село, как ни велико оно, кончилось. Тукпаш шагал все так же широко, быстро.
Как хороню выйти на край села! Какой простор открывается! Здесь любят играть ребятишки. Сюда вечерами приходит молодежь — ноет и пляшет до полуночи. Отсюда можно полюбоваться тем, что сделано руками человеческими, что составляет основу жизни людей. Чего тут только не понастроено! Мастерские для ремонта тракторов и машин, гаражи, кузница, зерноток, амбары? склады для зерна, удобрений и инвентаря, пилорама, коровники, конюшни, навесы для стрижки овец, сверкающие цистерны с горючим... Всего и не перечислить. Хозяйственные постройки обнесены высокими тесовыми заборами.
В стороне — кладбище, вечный дом сельчан, честно потрудившихся ради тех, кто продолжает их дело.
Еще дальше — свалка... Не стоило бы даже поминать. Не было ее раньше. Но столько стало вещей у людей, столько лишнего! Макулатуру в селе не собирают, хлам девать некуда. Вот и растут вороха этой дряни... посыл пне! позади. Спешит, спешит Тукнаш. Ша-ет с удовольствием. Сколько раз ходил он этой дорогой, б см ал босоногим кулуном-жеребенком, удивляясь всему окружающему. Доведется, может, ходить по ней и аксакалом с посохом...
Вокруг — весна. Недавнее ненастье напоило землю. Потеплело, и поперла зелень так, что земля трещит. Первозданная зелень, по которой так соскучились глаза долгой зимою, которой все рады. И хочется пригнуться и попастись на молоденькой, мягкой, душистой травке. Поля изумрудные. Деревья в зеленых кружевах. На молодой подлесок глянешь,— губы сами в улыбку растягиваются. От зеленой земли и небо позеленело. Жаворонки заливаются в такой высокой вышине, что их и не видать. Кажется, само небо звенит. Суслики, застыв белыми столбиками, посвистывают: «что, что, шайт», в гости зовут друг друга, а тех, что в норах сидят, на белый свет зовут, полюбоваться, как все кругом прекрасно. А кукушки, кукушки! За пять минут тысячу лет тебе накукуют!
Чернеют только курганы—памятники древних времен, уходящие чередой по долине до самого горизонта. На серых камнях проступают зеленые заплатки мха, но им не одолеть черноты камней. И высятся курганы, напоминая о таинственном былом могуществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111