Просил же: подожди меня, управлюсь с пчелами, на пару и поплывем. ..— Он пригляделся к Учару повнимательнее и изумленно вскрикнул:—Постой! Да ты же голый и мокрый! Тонул, чо ли? Бегом в избу!
Учар соскочил с лошади, снял узду и недоуздок. Из избы выглянула Аграфена.
— Однако, Учар приехал? — спросила она радостно и тут же пошла навстречу. Была она грузна, необхватна, а двигалась легко.— По что так припозднился-то? — заворчала она.— Небось ночью через Катунь переправлялся? Ой, беда с тобой, Учар! — И вдруг всплеснула руками.— О, господи... что с тобой? Поди, на коне плыл-то?
— На коне.
— Лодки не нашлось? — спросил Каллистрат осуждающе.
— Лодка-то была. Ключи кто-то спрятал.
— Да разве рассудительный мужик так поступает? — стал он корить Учара.— Кто же так делает? Подождал бы до утра.
Учар виновато вздохнул и покосился на окно комнаты Федосьи. Там были задвинуты занавески. Может быть, она и глядит оттуда в щелочку, да незаметно, чтоб родители этого не увидели.
— Ой, что же это мы на дворе-то стоим? — засуетилась Аграфена.— Парень у нас ледышка ледышкой, а мы стоим, языки чешем.— Баню я днем топила. Не остыла еще. Беги прогрейся ладом. А потом и ужинать. Федосья пирожков напекла...
Темно под крышей. Из единственного окошечка на востоке брезжит жидкий рассвет, от которого едва-едва светлеет. Пахнет березовыми вениками, развешанными на чердаке, кожами и тесом крыши. Днем кровля сильно нагревается, и ночью здесь душно.
Учар лежит на своей постели, укрывшись шубой. В бане он хорошо прогрелся, поужинал и теперь отдыхает.
Каллистрат сидит рядом, тяжело задумавшись.
— Молодец, что ты все рассказал,— после долгого молчания произнес Каллистрат.— Спасибо тебе, сынок. Светлая у тебя душа.
От этих слов приятно стало Учару. Когда он был маленьким, Каллистрат говорил ему «сын мой» или «дитя мое» в редких случаях, когда особенно доволен был Учаром. Когда, например, Учар однажды нашел! в бурьяне любимый топор Каллистрата или первым находил на охоте свежий след зверя. А повзрослел Учар, и скупее на похвалу и на ласковые слова стал Каллистрат, хотя иногда с нежностью глядел на него.
— Как же я мог утаить? Ведь вы мне словно родные,— произнес Учар, смущаясь своей откровенностью.
- Разве можно за добро злом платить? Так люди не поступают.
Каллистрат задумчиво усмехнулся!
— Ты правильно думаешь, правдой живешь. А есть люди, которых и людьми назвать нельзя. Людишки... Значит, Савелий и Евлампий... Сватовья. И Кулер с ними. Щенок, из которого может вырасти волк. Складная компания. А тот, которого ты не узнал, что за повод-то схватился, тот — Платон. Главарь их. Не смог я от них откупиться. Запросили слишком много. Да еще и Федосью сватали... Так что ждал я их. Только не сейчас, а под осень, когда все припасы в амбарах. Да что-то рано они в гости запросились. Раньше срока.
— Отчего-то торопятся,— сказал Учар и подумал, что, наверное, из-за Федосьи. Боятся, как бы Каллистрат не выдал ее за Учара. Из-за длинного Кулера стараются, из-за волчонка своего. От этих мыслей Учар даже по* краснел, жар его пробил. Ладно, что темно, Каллистрат не может разглядеть его лица.
— Спешат, спешат,— согласился Каллистрат.— В это время они что у меня могут взять? Только панты, больше ничего. А раз до нас дело дошло, значит, худы у них дела. С пантами сподручно в Китай бежать, там это как золото. Однако придавила их новая-то власть. Любая власть — она порядок любит и за разбой судит сурово. Никакая власть бандитов по головке не гладит» Почуяли конец, решили напоследок попить кровушки, обогатиться и — за перевалы. В банде и офицеры есть из Расеи, и другие белые. Провиант им нужен на до* рожку. Доберутся до нас — не помилуют,
— Как же быть-то? — спросил Учар.
— Сам думаю. Может, уйти нам всем в тайгу? Есть у меня потаенное займище, отсидимся там. Пускай бандиты хозяйничают, берут что надо. Хоть живы останемся. А добро — оно наживное. Будем работать — все у нас будет. С голоду не помрем.
— А если попробовать отбиться? — спросил Учар,
— Буду думать, сынок. Ты спи. Отоспись хорошенко. Иначе никакой помощник. Я пока домашним ничего не скажу. Подожду до утра. А там видно будет.
Киллистрат грузно поднялся, пригнулся, чтобы не запениться головой за стропила, и пошел к выходу. Поскрипывая одним сапогом, стал спускаться по лестнице.
Каллистрат сел в лодку, которую вчера смолил и шпаклевал весь день, неторопливо вытащил большой черный кисет и сосредоточенно стал сворачивать самокрутку. Думы его, как движения, были неторопливы и точны.
«Ну что же, ты не суетись, головы не теряй,— мысленно говорил он сам себе.— Начнешь суетиться и кидаться из стороны в сторону, это будет хуже беды. Надо перебрать в голове все выходы и на один из них решиться. Да и немного выходов-то, всего два. Один — уйти в тайгу, отсидеться там, пока хозяйство будут грабить. Другой выход — отбиваться. Уйти — тоже не просто. Чего доброго, подожгут еще усадьбу, если что не поглянется. А потом как? Был бы помоложе, можно бы и снова отстроиться. Деньжата есть, хотя и немного их. Но ведь сил-то прежних нету. Годы — их не бросишь, не продашь, давят на плечи. После погрома да пожара не подняться мне. А если и поднимешься, если здоровье положишь на это дело, все равно спокойствия не будет. Новая власть бедняков вон в коммуны зовет сбиваться, на таких-то, как я, власть косо смотрит... Отберут все ни за понюх табаку, тогда хоть суму вешай на шею да ступай по селам просить Христа ради. Неустойчивая жизнь пошла, непонятная... Не ведаешь завтрашнего... Как ни крути, а бросать двор на разграбление не резон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111