Тот стал внимательно просматривать книжку.
— Она не была стеснена в средствах, Фрэнк. Вот смотрите, — Браммел показал на несколько записей. — Регулярно брала довольно большие суммы и не менее регулярно вкладывала еще большие.— Браммел в раздумье разглядывал книжку.— Наверно, занималась коммерцией. Кто-то субсидировал ее. Я слышал, при разводе муж не оставил ей ни фунта.
Он вернул книжку Филдсу. Тот показал ему фотографию миссис Тайсон. Какой-то газетный репортер снял ее, когда она шла по улице ясным весенним днем. В доме было полно ее фотографий, но нигде она не вышла так хорошо. И лицо и фигура были сняты в особенно удачном ракурсе. Миссис Тайсон была высокая, темноволосая, с округлыми бедрами и крепкими, стройными ногами; в этот весенний день на ней было шелковое платье с низкой талией и мелко заплисированной юбкой. В ушах — серьги, на руке браслет с подвеской.
— Однако на себя она денег не жалела,— сказал Браммел.— Этот туалет и украшения стоят немало.
— Браслет не обнаружен,— сказал Филдс.— Наверно, украден вместе с остальными драгоценностями.
— Интересно, она и вправду была так хороша, как кажется? — спросил Браммел, лукаво поглядывая на Филдса.
Шеф сделал вид, что не слышит его. Он занялся разбором бумаг, раскладывая их на баре В силу своей профессии Филдс сталкивался со многими темными сторонами жизни, и все же он терпеть не мог развязной болтовни, намека на сальности. Он считал, что к аморальным поступкам нельзя относиться юмористически и беззаботно. Плата за грех — смерть, в этом он был твердо убежден, весь его опыт был тому подтверждением.
Филдс и Браммел покинули домик последними. Время близилось к полдню. С серьезными лицами они прошли к калитке. Там все еще дежурило несколько фотографов и репортеров.
— Мне нечего сказать,— отмахнулся от их вопросов Филдс, направляясь к полицейской машине, стоявшей у тротуара.
Когда машина тронулась, оба сыщика оглянулись, будто хотели запечатлеть в памяти кукольный домик с голубой кры-
шей и белыми кирпичными стенами и гараж с белыми пятнами на черном фоне — словно кость домино. Они думали о домике и о многом другом. Но, может быть, больше всего они думали друг о друге.
XI
Филдс не тратил времени попусту. Пока машина мчалась по улицам предместья, Филдс, откинувшись на спинку сиденья, читал письма, найденные у миссис Тайсон. Он даже не поднимал глаза на Браммела, который сидел впереди рядом с шофером — младшим полицейским офицером, одетым в штатское.
Браммел и шофер разговаривали о лошадях и скачках. Как это часто бывает с заядлыми игроками, они были крепки задним умом.
— И надо же мне быть таким дураком,— рассказывал Браммел.— Хойл мне говорит: «Слушай, Стюарт, лошадка — верняк». Я на нее ставлю, и, конечно, она приходит последней. Я к Хойлу. Он оправдывается: даже тренеры, говорит, ошибаются. Ну что ж, попал в точку. «Во всяком случае,— говорит он,— с этой кобылой все кончено. Безнадежно. Я бы на нее больше ни пенса не поставил». Однако это не помешало ему снова сделать начальную ставку. Я, конечно, на нее не поставил, ну и, как водится, она выиграла. Выплачивали пятьдесят к одному. А Хойл вывернулся как ни в чем не бывало, потому что никто не мог доказать, что он на нее ставил. «Поди знай, что она выиграет»,— сказал он. Я уверен, что председатель клуба и распорядители были в сговоре и сами на нее ставили. Так или иначе, а я прошляпил. Нет, вы только подумайте! Ни один игрок ничего не соображает.
Браммел и подтрунивал над собой, и злился. Он еще им покажет, погодите!
Машина остановилась у светофора, и Браммел нагловато-оценивающим взглядом стал рассматривать пешеходов, снующих по раскаленному тротуару. «В его власти испортить настроение большинству из них»,— подумал он. Эта мысль доставила ему удовольствие. Власть возвышала его над обыкновенными смертными. Но власть для него не все, он не из тех, кто тешит себя иллюзиями. Власть — хорошая штука, ир он предпочел бы иметь побольше денег. Вот тогда он смог бы жить так, как ему захочется. Однако что-то удерживало Браммела от грубой погони за деньгами. Он не стал уподобляться тем сыщикам, которые берут взятки, или полицейским из автоинспекции, которые сбывают украденые машины. Для него был лишь один путь к деньгам: игра на скачках, и тут он ничем не отличался от двух-трех миллионов других граждан, которые старались поправить свои финансы с помощью чистокровных лошадок. Браммел играл на скачках почти ежедневно и здесь, и в других городах.
Они миновали местную ратушу. Часы на ней показывали половину первого.
— Сейчас начнется первый заезд, — сказал Браммел. — Может, послушаем? — Полицейский радиоузел все время передавал экстренные сообщения, и шофер не решался переключить радиоприемник на спортивную передачу.
— Ну, переводи скорее, — сказал Браммел, — не бойся...
Диктор быстро называл лошадей, по мере того как они выходили к барьеру. Заезд был на короткую дистанцию. Лошадь, на которую ставил Браммел, пришла четвертой.
— Каждый раз, как послушаюсь этого мерзавца жокея, просаживаю деньги, — возмутился Браммел. Ему явно не везло.
С беспокойством поглядывая в зеркальце на Филдса, шофер снова переключил приемник на полицейский радиоузел. Он не доверял начальству: вечно сваливают вину на младших офицеров. Уж если кого и притянут за то, что вместо полицейских сообщений они слушали скачки, так не Браммела, а его.
Но Филдс, казалось, не обращал внимания на то, что делается на переднем сиденье,— он был поглощен письмами.
— Эх, сидел бы я сейчас на ипподроме за городом да смотрел, как лошадки мчатся — только пыль летит, и ничего мне больше на свете не надо, — сказал Браммел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72