— гневно вскричала королева. — А ты не зови ее польской королевой! Больна... С детских лет. О боже! Чем я провинилась, за что ты меня так караешь?
— Это не вина вашего величества, что...
— Разумеется. Не моя. Могу даже насмехаться, поиздеваться! Вот тебе и на! Сам канцлер выбирал из множества принцесс и королевских дочерей самую представительную, самую знатную в Европе, близкую нам по крови, внушавшую надежды, что станет матерью многих королей. И кого же он выбрал? О боже! Эпилептичку!
— Это супружество можно объявить недействительным, ежели оно не свершится...
— Разумеется. Но кто поручится, что она всегда будет падать в обморок в опочивальне? В конце концов, можно привыкнуть и к мужу. Что тогда? О боже! Через год в серебряной колыбельке... Нет, подумать страшно, но, увы, возможно. В припадке наследственной болезни будет биться ее сын!
— Санта Мадонна! — вздохнула Марина.
— Ты хорошо знаешь, что может случиться и такое! И это было бы еще большим несчастьем...
— Молодой король суеверен. Можно внушить ему мысль, что в Елизавету вселился злой дух.
— Бесноватая? Одержимая? Великий боже! — Королева истерически рассмеялась. — Это звучит очень смешно. Вчера Фрич Моджевский озадачил нас рассказом об открытии Коперника. Этот астроном утверждает, будто не Солнце кружится по небу, а Земля. Что наши глаза заблуждаются, видя его восходы и заходы. Солнце неподвижно и является центром мира. Невероятно, но факт... А ты! О боже! Ты хочешь, чтобы в год такого поразительного открытия мой сын еще веровал в старосветского черта? В злых духов?
— Он повелел ежедневно составлять для него гороскопы, — ответила она, смутившись. — Он поверит во все, что изрекут звезды.
— Копернику звезды поведали то, что не предчувствовал ни один астролог. Ведь так?
— Этого я не знаю. Но стоит поворожить.
— Хорошо. Попробовать стоит. Открой окно. Голова у меня болит, — добавила Бона, подходя к окну. — Уже нет Луны над замком? Зашла? Санта Мадонна! А может, неправда и то, что Луна движется? Может, это наша Земля вращается вокруг Луны?
— А ежели так?
— Ежели так, то, быть может, все то, что я учинила и к чему стремлюсь, всего лишь призрак? Ошибка? Ужасная ошибка?
— Всемилостивая госпожа. Болезнь Елизаветы не ошибка...
— Да, да. Знаю. Я должна подумать. Собраться с мыслями... Я не могу сейчас говорить ни с кем! Ни с кем! Можешь уйти.
Королева остановилась у открытого окна, пристально вглядываясь в звездное небо. Кому верить? Римскому королю? Он обманул их, подсунул больную, наверное, бесплодную дочь. Мужу? Сигизмунда обманул Мацеёвский. Звездам? Луна, видно, уж не кружит но небу... Солнце не восходит и не заходит. Остается Земля. Столь неблагоприятная земля под ее стопами. И одна она. Нужно поговорить с королем, расторгнуть этот отвратительный брак. Разрешение. Верно... Он получил разрешение! Велю проверить, правомочно ли оно, а ежели нет, тогда...
— Санта Мадонна, — прошептала она, — сделай так, чтобы папа объявил этот брак недействительным.
Однако, прежде чем направиться к Сигизмунду, который с большой сердечностью отзывался о Елизавете, о ее деликатности и желании расположить к себе всех на Вавеле, королева поручила Вольскому принести бумагу с разрешением папы на брак, долго размышляла над нею, наконец воскликнула с презрением в голосе:
— Столько глаз взирало на этот документ! Столько мужей признало его действительным. И только я, женщина, заметила, какое коварство учинил римский король. Он направил в курию фальшивые бумаги. А может, в Риме ему поверили на слово?
— Я не понимаю вас, ваше величество, — признался Вольский.
— В этих бумагах речь идет о родстве в третьем колене между супругами. Но это ведь не так. Фердинанд женился на Анне, дочери Владислава Ягеллончика, брата нашего короля, следовательно, Елизавета, дочь родной сестры короля, — близкая родственница Августа. У них родство во втором колене, значит, панская бумага недействительна. Да! Недействительна!
Это открытие столь решительным образом меняло положение Елизаветы, что на сей раз ничего утаить от Сигизмунда не удалось. Старый король принял известие о болезни невестки с большой печалью и грустью, что касается разрешения на брак — повелел предпринять соответствующие шаги в Риме. Все эти хлопоты и разговоры не укрылись от Марсупина, и весь июнь он прилагал немалые старания, чтобы получить аудиенцию у Боны. Он предпочел бы поговорить с королем, но тот под предлогом болезни отказался его видеть. Вольский, правда, объяснял это по-иному: Сигизмунд так полюбил Елизавету, что не хотел с ней расставаться. Он рассчитывал на то, что Рим даст разрешение на брак даже столь близких родственников, а Елизавету удастся излечить от рокового недуга. Король будто бы сделал выговор Мацеёвскому, но
1А
тот ответил, что, во-первых, ни о чем таком не ведал, а во-вторых, и у эпилептичек рождаются дети. Но будут ли эти дети здоровы — канцлер ответить уже не мог.
Словом, к ярости Боны, опасавшейся вмешательства Фердинанда или императора, дело затянулось, ответа из Италии не было, а Марсупин ежедневно подстерегал ее в замке. Наконец ему пообещали, что он будет принят, но часы тянулись невыносимо медленно, а он все сидел и ждал, время от времени осведомляясь у придворного:
— Когда же я буду принят? Я уже давно жду.
— Ее королевское величество не соизволили еще встать из-за стола.
— Может, мне прийти позже?
— В третьем часу королева занята.
— Тогда через два часа?
— И в четыре занята.
— Я жду с утра.
— Ее королевскому величеству это известно, — сказал придворный и вышел, но через некоторое время вернулся со словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185