Это уже не то рыцарство, что было раньше. Эти баре богатеют на продаже хлеба, сплавляют его по Висле в Гданьск. Да еще выражают недовольство, что воевать с Валахией придется летом, в разгар жатвы.
— Время неподходящее, но другого выхода нет. Я сам встану во главе войска.
— Всемилостивый государь! Я полагаю, что прибытие в лагерь вашего королевского величества вместе с... молодым королем прибавило бы шляхте пылу.
— С Августом? Зачем? — возмутилась Бона.
— Они должны увидеть, узнать молодого государя,— объяснял гетман. — Да и он сам в валашском походе мог бы показать себя достойным своих предков.
— Надеюсь, ваше величество не позволит... — обратилась Бона к супругу.
Но Сигизмунду не хотелось в присутствии Тарновского подчиняться воле супруги.
— Отчего же? - произнес он. - Пусть испробует свои прекрасные доспехи. Пусть едет... Быть может, шляхта очнется наконец и начнет воевать.
— Пусть слова ваши будут пророческими, ваше величество, - склонил голову гетман.
Он вышел, радуясь полученному обещанию, а королева, встретив упорное молчание супруга, сразу возвратилась к се-
бе, размышляя, что же это было: пресловутое упрямство Ягеллонов? Она вспомнила каменные лица Шидловецкого и Томицкого, обладавших железной волей. Нет, здесь было другое... Усталость, стремление избежать борьбы и споров, мягкость человека, по воле судеб с трудом вынуждавшего себя казаться суровым. Ну что же. С этим ей куда легче совладать, нежели с решимостью и сильной волей Тарновского. Хитрая сеть женских интриг, опутывающих незаметно жертву, и... дукаты, как можно больше дукатов. Хорошо, что Паппакода уже в ближайшее время вернется в Вавельский замок с казною...
Поразмыслив, она велела пригласить к себе юного короля и решила принять его в присутствии советников: Алифио и Вольского. Каково же было ее удивление, когда она услышала за дверью тяжелую поступь, столь непохожую на легкие, стремительные шаги юноши, через минуту в комнату вошел рыцарь, с ног до головы закованный в великолепные золотые доспехи. Август остановился возле королевы, приподнял забрало. На нее смотрели черные блестящие глаза настоящего Сфорца, всегда вызывавшие ее восторг, но смотрели с таким достоинством, с такой гордостью, что она невольно крепко стиснула подлокотники кресла. Значит, все-таки... Он хочет быть рыцарем, хочет, как дитя, поиграть в полководца, повести других на войну. Проклятый гетман! Неужто он не понимает, что это последний из Ягеллонов? Что его следует оберегать, ограждать от опасностей?
Бона с трудом сдержала раздражение и холодно, но спокойно сказала:
— Я велела вас пригласить, потому что до меня дошли странные вести. Говорят, вы пожелали уступить настояниям Тарновского? Отправиться вместе с ним на войну с Валахией?
— Мне семнадцать лет, а я еще никогда не был в походе, — повторил он, как выученный урок, слова гетмана.
— Что за горячая голова?! Война! И на ней король-рыцарь. Победитель! О боже! Я ничего не имела бы против, но... — Она сделала вид, что колеблется, и досказала через минуту: -Нам стало ведомо, что шляхта подо Львовом собирается не для похода. Там надлежит ждать скорее рокоша, бунта.
Август коснулся правой рукой меча, так что заскрежетали доспехи.
— Я чувствую, что у меня хватит сил противостоять дерзновению подданных, — гордо заявил Август.
— Вот как? У тебя хватит сил? — удивилась она.
— А почему бы и нет? — отвечал уязвленный юноша. Королева попыталась улыбнуться закованному в доспехи рыцарю.
— Хорошо. Пусть будет так — у тебя хватит сил! Но все равно ты должен держаться в стороне. Король чересчур распустил этот расшумевшийся сброд. Ты предстанешь перед шляхтой, уже утихомиренной королем, смирившейся, когда страсти утихнут. Покажешься перед нею во всем блеске и величии. Значит, не сейчас.
Но Август не уступал.
— Отсутствие мужества никогда не украшало королей, — отвечал он.
— У власти есть свои тернии, — вздохнула королева. — Оставь эти мелкие раны и уколы самому государю. Верь мне, лучше прославиться в победоносном сражении, нежели в укрощении бунтовщиков.
Он ответил не раздумывая:
— Мыслю иначе. И должен ехать.
Не в силах сдержаться более, она ударила кулаком по резному подлокотнику кресла.
— Нет! Довольно! Ты никуда не поедешь! После минутного молчания Август заявил:
— Я обращусь к королю. Его величество позволит...
— К его величеству? Ну что ж. — Бона уже настолько овладела собой, что могла спокойно сказать: — Хорошо. Пусть будет как всегда - как он порешит. - И, обратившись к маршалу Вольскому, попросила его провести молодого короля к государю.
Забрало опустилось, закованный в золотые доспехи юный рыцарь шел впереди, за ним неохотно плелся Вольский.
Теперь, уже дав волю своим чувствам, Бона в ярости сбросила на пол дорогую вазу, и она рассыпалась на мелкие осколки. Глядя на них, она крикнула Алифио:
— Вы слышали?! Он заявил, что у него хватит сил?! Он — сильный? Его хотят разбить вдребезги, как это стекло. Сейчас же велите позвать ко мне Диану.
— Сейчас, когда Август собирается в поход?.. — удивился канцлер.
— Именно сейчас. Поспешите, я жду.
Вскоре вошла Диана ди Кордона в сопровождении Марины, но королева тотчас же движением руки отослала камеристку прочь. Они остались одни.
— Сколько тебе было лет, милочка, когда мы выезжали из Бари? — спросила Бона.
— Шестнадцать, — отвечала Диана, смешавшись.
— Значит, ты не намного моложе меня. И смеешь... Не отрицай! Я была в ужасе, когда узнала об этом. И ты посмела развращать отрока? Говорят, еще в Литве...
Диана бросилась к ее ногам.
— Государыня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185