Но она была все еще молода, красива, и, хотя ей перевалило уже за тридцать, благодаря советам принцессы-матери никто об этом не знал. В ту печальную осень в Неполомицах очень скромно отмечали ее двадцативосьмилетие. О торжестве громко не объявляли, но Анна принесла ей в тот день пергаментный свиток, сказав, что это поэма епископа Кшицкого, которую он привез в Неполомице.
— Хотел войти, но я не впустила, — говорила камеристка, знавшая о желании своей госпожи побыть одной.
— Приехал сам? - удивилась Бона и, заглянув в доставленную рукопись, сказала: — Вепе, позови епископа.
Он вошел, как всегда веселый, с насмешливым блеском в глазах, но поздравлял королеву с надлежащим почтением, объяснив, что не мог отказать себе в удовольствии передать ей комментарий к двадцать первому псалму, с соответствующим посвящением. Королева отвечала, что благодарит от всей души и просит прочесть посвящение вслух.
Она села, а епископ, развернув свиток, стоя, принялся читать:
Тебе, о великая королева, сей труд посвятить я решился, Ведь ты само совершенство, мудра, справедлива...
Эти неожиданные похвалы удивили Бону, она отвечала:
— Весьма тронута, благодарствую. Здоровье мое за последнее время настолько поправилось, что скоро мы сможем восстановить в Кракове наши вечерние диспуты. В честь пиитов будет и славный ужин. Но на этот раз вам не придется жевать одну зелень. N0, по! На стол будут поданы зайцы, пойманные в лесу вместо медведя.
— В честь одного из них я уже сочинил элегию. Прочесть ее?
— Разумеется! И прошу вас, садитесь.
Она слушала его декламацию с закрытыми глазами.
Я был самым резвым зайцем на свете,
Но, увидав королеву, замер, ее красотой изумленный.
Пусть меня поймают, лишь бы ее видеть.
У нее сам Юпитер мечтал бы в силках оказаться.
— Матта гша! — Бона невольно рассмеялась. — Никто бы так быстро не сумел сочинить столь милой шутки! И столь приятной сердцу.
— Быть может, и так, — согласился Кшицкий. — Но в свите самой Юноны я рад занять хотя бы и место льстеца.
— Сга21е... Бедняжка... дал себя поймать, лишь бы меня видеть? Саппо! — Она смеялась уже громко.
Кшицкий поклонился, держа руку на сердце. Он не знал, как удачно подгадал со своим приездом, что смех этот вскоре разнесется по всем покоям и что тотчас же после его отъезда из уст в уста будет передаваться весть: "Смеется! Впервые после стольких дней пожелала, чтобы завтра во время утренней аудиенции к ней привели королевича. И дочерей. Дочерей? Быть того не может! Захотела даже выйти в сад".
На другой день, в полдень, когда ветер гнал по траве облако пожухших листьев, она и в самом деле вышла из покоев и впервые вздохнула полной грудью. Мир существовал сам по себе, невзирая на все ее горести, небо над головой было синее, освещенные лучами бледного солнца, блестели паутинки бабьего лета. Вдруг она услышала громкий лай, целая свора псов, выскочив из-за угла, устремилась к ней навстречу. Она отмахивалась от этих шумных неизменных спутников королевской охоты сначала добродушно, потом с раздражением, которое теперь испытывала все чаще.
— Ластитесь и лаете. И вы тоже! Не лижись! Не кусайся!.. Я должна собраться с мыслями. Отогнать собак! — громко крикнула она подбежавшему слуге. — Я хочу побыть одна. Совсем одна!
Стараясь унять громко лаявшую свору, паж с удивлением смотрел, как она идет одна по пустынной аллее, удаляясь все дальше, и наконец исчезла в ее глубине.
Королевский двор вернулся в замок на Вавеле, и сразу же с юга последовала одна дурная весть за другой. Король Фердинанд не уходил из Венгрии, Заполия также не намеревался отречься от престола.
Просматривая письма, доставленные из Буды специальными нарочными, Бона подала одно из них канцлеру Шидло-вецкому. Рядом с нею стоял Алифио, которого она пожелала видеть свидетелем этого разговора.
— Несчастная Венгрия, — вздохнула она. — Всюду пожары и бедствия. А турки, как сообщает король Фердинанд, вот-вот ринутся в атаку. Нет, нет! Это нас не устраивает, нам необходим мир, нужны люди. Мы не позволим всякий год уводить ясырь на восток.
— Вена настаивает на совместном выступлении против турок, — заметил канцлер.
— N0! Только не сейчас. Решение уже принято, и мы, невзирая на Вену, заключим мир с Турцией.
— Однако же, всемилостивая госпожа, римский король...
— Получил то, чего сам добивался. Без нас принял решение о наследстве, вот и войну с Турцией будет вести без нас.
— Но это может быть понято им и императором как разрыв отношений с Габсбургами, — напомнил Шидловецкий.
— И верно. Чересчур зарвались. Император Карл вытесняет из Италии Валуа. Фердинанд устраняет нас из Праги и Буды. А между тем Ягеллонам необходимы совсем иные альянсы. Более надежные.
шидловецкий прикусил губу.
— Эта игра весьма опасна. Гетман Тарновский также видит необходимость вступления войска нашего в сражения с турками.
— Тарновский! — В ее голосе чувствовалась нота презрения. — Одержим страстью борьбы с полумесяцем. Потому и прогабсбургский, что в Турции видит лишь неприятеля.
— А его королевскому величеству ведомы ваши намерения, государыня? — помолчав немного, спросил канцлер.
Разве я что-нибудь предпринимаю вопреки его воле? Именно в том и заключена моя сила, что я полагаюсь на поддержку его величества, безграничную поддержку. Памятую и о том, что дракон рода Сфорца — ничто в сравнении с могучим драконом на Вавеле...
Шидловецкий, склонив голову, молча удалился. Оставшись вдвоем с Алифио, она спросила:
— Вы видели его глаза? Глаза ненавистника...
— Но на сей раз канцлер не ошибается, — отвечал Алифио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185