Наконец прошлой зимой приспела в родной волости должность парторга. Это было, пожалуй, самое трудное. Просто невероятно, какое бесчисленное множество друзей и приятелей у него вдруг объявилось! И всем требовалось провернуть какие-то небольшие, но непременно важные и безотлагательные дела, которые вроде бы вовсе и не были противозаконными, но в то же время оказывались такими, что их без того, чтобы где-то на что-то закрыть глаза, а где-то подтолкнуть, никак не уладишь.
Вот и шли искать помощи у парторга, как представителя новой власти. Будь у него к тому малейшая склонность, он бы трижды спился в те времена от дармового самогона. Когда же выяснилось, что парторг своей властью никому из приятелей на выручку не идет, вокруг него образовался отчужденный круг хозяев и хозяйских сынков, начали ядовито шипеть. Зато батраки, новоземельцы и простой люд в поселке стали теснее общаться с ним. Хорошо, что у него нашлись славные помощники. Например, Юхан Лээтсаар... Как быстро все проходит! Неужели и впрямь возможно, что они всего неделю назад снесли Юхана на Виймаствереское кладбище и похоронили там под вековыми липами и дубами?
Мысль на мгновение словно бы вильнула в темноту, беспомощно пытаясь приподнять завесу неведения, однако тут же встал куда более повелительный вопрос: что же все-таки произошло с Хельгой? Отсюда надо как можно скорее выбраться, в истории с Хельгой нужно разобраться. Без этого покоя не будет, дело это так оставлять нельзя.
Как жаль, что их схватили раньше, чем они пришли на хутор Ванатоа. Осмелев, там теперь уничтожат улики, решат, что все равно уже никто не придет выяснять истину. Явно специально поджидали. Чертовски глупо получилось! Старуха побежала из волисполкома домой, донесла, мол, Киккас пообещал прийти расследовать происшествие, у них было время подготовиться. И все равно, рано им еще радоваться!
Вдруг коричневые двери по обе стороны коридора показались словно бы поставленными стоймя крышками гробов и стук сапог по дощатому полу напомнил грохот засушенных зноем комков глины, которые сыпались на гроб Юхана Лээтсаара. Еще раз мысли Рудольфа вильнули было в темноту, в запретное.
— Придержи, комиссар! — донеслось вдруг до его слуха.
Он остановился и только сейчас отметил про себя, что грохот шагов позади него прекратился за миг до этого. Конвоир стоял поодаль, у двери, мимо которой он, Рудольф, прошел, занятый своими мыслями. Стоял, приставив к ноге винтовку, и указывал головой сюда.
В маленькой комнатке находились стол и два стула. На одном из них сидел незнакомый человек в кайтселийтовской форме, с удлиненным лицом и карими глазами, волосы зачесаны гладко на пробор, на столе перед ним белели какие-то бумаги. Указав Рудольфу на свободный стул, он впился своим зорким взглядом в лицо подследственного.
— Орг Рудольф? — спросил он негромко.— Парторг волости Вий-маствере?
Он выговаривал все правильно, хотя немного скованно, словно исправно выучил чужой язык. Это удивило Рудольфа Может, немец? Но с какой тогда стати маскарад с переодеванием под кайтселийтчика? И где же немецкие солдаты? До сих пор он видел одних только людей из Ома-кайтсе.
— Да,— помедлив, ответил Рудольф. Он понял, что здесь слишком много найдется людей, знающих его, поэтому нет смысла играть в прятки.
— Когда вас арестовали, винтовка ваша была закопченная и в кармане оставалось только пять патронов. Где вы расстреляли остальные?
— В бою,— коротко ответил Рудольф.
— Где? Когда? — потребовал допрашивающий.
— Сегодня утром.
— С кем был бой? Где?!
—- С фашистами,— медленно произнес Рудольф.— Где-то в лесу. Точно уже не помню где.
— Вы стреляли в гражданских лиц? — продолжал допытываться следователь.
— Нет. Они отвечали огнем из винтовок.
— Тогда в немецких солдат?
— Я не рассматривал, в каких они были мундирах. Допрашивающий облокотился на стол и исподлобья вперил взгляд
в парторга.
— Рудольф Орг,— предупреждающе произнес он,— лучше не говорите, что не помните. Отвечайте точно: в кого, где и когда вы стреляли сегодня утром?
Рудольф склонил голову набок.
— Слушайте, чего нам крутить? — спросил он.— Вы же прекрасно знаете, что я стрелял в ваших людей. Так же, как они стреляли в меня.
Тот откинулся на спинку стула, оперся выпрямленными руками о стол и, призывая к порядку, постучал карандашом по столешнице.
— Нет, не так же,— тряхнул он головой, впиваясь взглядом в лицо Рудольфа.— Они борются за свободу Эстонии, а вы продались русским и большевикам. И теперь ваша песенка спета, Орг.
— Это мы еще посмотрим.
— Да вы уже больше ничего не посмотрите. Хватит! Вы вообще будете дышать лишь до тех пор, пока мы захотим смотреть на вас. Эстонскому народу такие люди не нужны, никакой вы не эстонец.
— А вы, значит, эстонец?
— Молчать! — в порыве гнева гаркнул тот и так стукнул рукой с зажатым в ней карандашом по столу, что кончик стержня отскочил к другой стене.— Я пристрелю вас как собаку! Таким, как вы, предателям нет места среди нашего народа! Но прежде вы назовете имена своих дружков, которые оставлены в волости Виймаствере.
— Не трудитесь напрасно,— сказал Рудольф и почувствовал, как на него нашло удивительное спокойствие.— Ни одного имени вы от меня не услышите, попытайтесь дознаться сами. Через несколько дней Красная Армия вернется, что за песенку вы тогда запоете?
— Ваша Красная Армия скоро махнет прямо в Финский залив,— свысока усмехнулся допрашивающий.— В девятнадцатом еще спаслась чудом, теперь все, скоро немецкие войска будут в Питере.
Он что-то весьма кратко начертил на лежавшем перед ним листке и распорядился увести Рудольфа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154