Телефонная станция будет работать, когда рассветет.
— Но ведь что-то надо делать! Пошлите тогда кого-нибудь на лошади куда-нибудь, где есть милиция или воинское начальство. Вы понимаете, я офицер связи, у меня с собой донесение из полка в штаб дивизии, если оно вовремя не будет передано, черт знает что может произойти! Дивизия может проиграть бой. Понимаете, офицер связи — это как посыльный, который обязан быстро прибыть на место!
Лицо старика с писклявым голосом расплылось в улыбке.
— Во-во,— заквохтал он.— Когда я был на империалистической, то пришлось одно время тоже посыльным быть, только и знал: так точно, ваше благородие, и пошел шастать из роты батальон, пока под Сандоми-ром не получил пулю дум-дум...
— Это когда было! — сказал умный, со значками, парнишка с превосходством всезнайки.— У нас в Красной Армии знаешь какая связь! По радио! У нас могут держать связь даже с Северным полюсом. Когда экспедиция Папанина дрейфовала на льдине, тогда Кренкель каждый день держал связь с Москвой, я сам читал!
Яан почувствовал, как направленные на него взгляды снова стали подозрительными.
— Послать некого,— рассудительно произнес Федор, словно бы отвечая на предложение Яана.— Бойцы охранного отряда все при деле. Кто на посту, а нам вот вас караулить надо.
— Никуда мы не денемся, пусть кто-нибудь из парней пойдет,— попытался Яан снова подтолкнуть ход событий.
Федор долгим взглядом посмотрел на него и ничего не сказал. На ощупь свернул козью ножку и прикурил сверху от лампы.
— Пешком далеко, а лошадь ночью из колхозной конюшни не получишь,— заметил он наконец.
Теперь шофер полез в карман за куревом. Парнишка со значком ворошиловского стрелка на всякий случай оторвал от пола приклад ружья. Увидев в руках у шофера пачку папирос, он снова тихо опустил мелкокалиберку на пол, так, чтобы никто не заметил. Шофер расправил смятую пачку и достал оттуда папиросу «Беломор».
— Ты гляди, папиросы-то нашенские,— задумчиво произнес тонкоголосый ветеран войны.
— Диверсантам нарочно дают с собой наше снаряжение, чтобы усыпить бдительность,— поучающе сказал настырный значкист.— И целые пачки фальшивых денег, чтобы купить из кооператива все, что им нужно.
Яан почувствовал, как ему стало неуютно. Не хватало еще, чтобы им обыск устроили! В кармане у него лежала почти что нетронутая двухмесячная зарплата, которую он взял с собой. Потратить ее было не на что. Вполне достаточно, чтобы сойти за диверсанта, описанного этим мудрым подростком!
— Машина у них не наша,— второй бдительный подросток счел теперь нужным поведать о своих наблюдениях.— И еще как ловко сделано. Написано «Орел», только буква «л» у них по ошибке немецкая поставлена. Видно, перепутали. Они того не знают, что у нас не выпускают машин под названием «Орел», у нас делают «эмки» и «ЗИСы».
Яан готов был застонать. Даже их «опель» стал в глазах ретивых охранников дополнительной уликой. Теперь их собралось уже столько, что пропало желание говорить с задержанными. Мужики еще только между собой обменивались репликами, относящимися к задержанным.
— Гляди-ко, а по-нашему все же лопочут,— басовито заметил один из стариков.
— Они всякие бывают. Когда меня из-под Сандомира привезли в Одессу в госпиталь, то я насмотрелся на этих немецких колонистов. Приезжали из степных сел в город на базар. В тех краях их полно было. Когда чуток подправился, я сам стал интереса ради на базар похаживать. Одни говорили совсем плохо по-русски, другие шпарили как по маслу, еще почище, чем этот здесь!
— Их в разведшколе обучают,— пояснил парнишка-значкист
— Ну и гады! — со злостью сплюнул тот, который допытывался о цене ржи в Печорах.
— А от нас все равно не уйдешь! — торжественно провозгласил тонкоголосый старик.— Какой бы хитрый немец ни был, а русский тебе рано или поздно все равно зенки вывернет. Как в империалистическую, когда мы с Брусиловым австриякам фронт прорвали, я там тоже участвовал.
— Так то были австрийцы,— попытался возразить парнишка без значков.
— А, все одно немцы,— безмятежно махнул рукой старик.— Знаешь, в старину на Руси правильно говорили: кто не русский, тот немец С петровских времен так и говори ти. Намотай себе это на ус.
Яан почувствовал, что на него наваливается страшное безразличие. Пытаться изменить положение было все равно что биться головой о стенку. Лучше предоставить все случаю, как-нибудь должно же оно уладиться. Накопившаяся за долгий день усталость придавила его спиной к бревенчатой стене, руки и ноги налились теплом, отяжелели, и вдруг у него не оказалось уже никаких иных желаний, только стремление оставаться в покое и сомкнуть глаза. В таком блаженном состоянии нервы его отдыхали. Разговор между охранявшими их людьми слился в неразборчивое бормотание, тени сидевших за столом и размахивавших руками стариков отплясывали на стенах своеобразный угловатый танец. Дверь на крыльцо стояла нараспашку, оттуда тянуло ночной прохладой и сенным духом.
Он не знал, просидел ли он так час или два, как вдруг положение резко изменилось. Кто-то вошел твердым шагом в избу, охранники вскочили. Когда в лампе подкрутили фитиль, Яан, протерев глаза, увидел, что в сопровождении сержанта в помещение вошел начальник политотдела дивизии, старший батальонный комиссар Прейман. Сон будто рукой сняло, Яан вскочил на ноги и доложил начальнику политотдела.
Когда все разрешилось и они вместе вышли из сельсовета, старший батальонный комиссар взял Яана за портупею:
— Ну что мне с ними делать! Они ведь тоже начеку! Откуда им знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154