Собственно, мне нужно не стоять, а идти на собрание, я и без того уже слишком замешкался Я даже начинаю сердиться на себя. Это же глупо: думать о ничтожные пустяки, тогда как я должен быть на собрании. Но что я могу сделать с собой? Колеблясь между долгом быть на собрании и возможностью избежать этого, я наконец предпочитаю последний. Я никогда не торопился делать то, что мне надо было делать. Зачем? .. Я всегда больше всего ценил капризную причудливость желания, вдруг просыпалось во мне. Никогда и ни в чем не надо изменять себе, выше всего следует ставить собственную прихоть. Разве не так? ..
Я должен признаться самому себе: с меня человек беглого настроения. Вместо скучать, сидя на собрании, гораздо приятнее отдаться течению мыслей о том, что никакой веса не имеет, думать ни о чем, о том, почему эта незнакомая женщина, которую я встретил вот здесь на пороге церковного притвора показалась мне первым же впечатлением от нее такой неожиданно известной?
Я делаю все всевозможных предположения. Возможно, я встретил ее когда у знакомых на вечеринке: мы сидели с ней рядом за столом, я подкладывал ей на тарелку икра, наливал ей вина в бокал, бавив остротами, танцевал с ней ту-степ под патефон, а после того провел ее домой и в темноте лестницы перед тем, как разошлись, поцеловал. Встреча и поцелуй, которые пришли случайно, и никогда не повторились во второй раз.
Возможно, что все это произошло совсем иначе. Мы вместе отдыхали летом в санатории где-нибудь на юге, в Крыму или на Кавказе, и она промелькнула передо мной соседкой по столу, пляжа, в очереди к ваннам. По дороге с пляжа или ожидая ванну, я развлекал ее рассказами о различных происшествия, и она беззаботно смеялась.
Краткое флирт течение нескольких дней или пара недель, и после этого я вполне забыл о ней, пока сегодня упоминание о ней не проснулась в дебрях моей памяти, смывая ил поздних впечатлений.
Или, может, и не то вовсе, а в пепле забытых переживаний вспыхнула в середине меня искра сантиментальнои упоминания о какой-либо из древних моих студенток в Институте, о букете сирени, положенный перед лекцией на кафедру, о тщательно приготовленную доклад, записочку с признанием , торопливо переданную мне в вестибюле?
Или это было попутное знакомство где в фойе театра или кино, на концерте, и ее лицо навсегда бессознательно для меня отложилось в глубинах моей существа, чтобы сегодня проснуться из небытия с новой силой и сначала вызвать, по асоцияциею, иллюзорную мнению о моей приятельницу с тем, чтобы потом вновь растаять и обернуться в неведомое ничто.
Я страдаю от своих усилий, нетерпеливо роясь в хаосе пережитого и, возможно, направляя себя в совершенно ошибочный сторону, тогда как дело, может, не идет о Никакой реальный факт, о никакой жизненный эпизод, а о совсем другом, о каких осложнены комплексы, о контексте разорванных и ризноплощинних отрывков, что срослись, представ с вполне отличных, совсем не тождественных между собой сфер.
Я продолжаю свои блуждания в темных лябиринтах памяти, напрасно надеясь встретить кончик Арияднинои нити, которая бы меня вывела из этих провалов. Я делаю предположение, что коренные иллюзии надо искать в области моего профессионального опыта. Дело идет о каком-либо художественный портрет, о картине какого-нибудь выдающегося мастера Я перебираю в своем воображении тысячи картин, я произвольно брожу по зале в зал в петербургском Эрмитаже , мюнхенской пинакотеке, парижском Люври. Перелистываю многочисленные альбомы, иллюстрации, коллекцию рисунков, которые я демонстрирую на своих лекциях. Но зря!
Зря в самых глухих и отдаленных уголках своей ерудитнои памяти я ищу возможности попасть хоть на малейшую аналогию.
Те, что появляются, я их перечеркиваю одну за другой.
Я устал от имен, дат, школ, картин. Я дошел до изнеможения от калейдоскопической смены женских лиц и фигур. У меня хорошая, если не сказать профессионально взлелеянная память, и я совершенно определенно могу сказать:
- Нет, я никогда ранее не встречал ее в своей жизни, но живопись тоже не дает мне оснований сказать, что память о каком-либо художественный образ сочеталась с впечатлением от нее.
Я жалуюсь на себя: зачем все это мне? Разве мне не все равно, откуда показалось мне, что я ее знаю? Но я не хочу капитулировать.
Чувство газардови овладевает меня. Так или иначе я достигну своего: я узнаю.
Перепрыгивая через ступеньки, сбегаю вниз. Быстрыми шагами я иду тем же путем, которым шла перед этим и она. Она прошла не так много, чтобы я ее не успел догнать.
Скрепим так: я ее никогда не видел в своей жизни, она мне не напоминает никого женский портрет в искусстве и, однако, у меня есть уверенность, что я почему ее знаю. К сожалению, я не шизофреник и не поэт, я слишком трезвый человек. У меня никогда не болит голова. Я не знаю, что такое насморк. Хворившы тифом или инфлюэнца, я никогда не маячил. Опьянев, я не теряю сознание. Железным ломом я должен пробивать слой льда, отделяющий подсознательное от сознания. Я привык воспринимать подсознательное, не гася света, не в сумерках, а при полном солнечным сиянием, в четких контурах логических и рациональных категорий.
Я должен увидеть эту женщину еще раз, Я прихожу к улице, идущей под горой. Я заметил: женщина обратила справа! Видимо так: на расстоянии я вижу ее. Я иду за ней. Я начинаю навздоганяты ее.
Вот она переходит с этой стороны на другую сторону. Она переступает через рельсы трамвайных путей, проложенной под горой. Теперь она идет аллейке с молодой посадкой кленов вдоль склона горы.
Мне четко видно ее стройную фигуру на фоне горы, поросшей серо бурьяном, ее красные на высоких каблуках ботинки, ясные чулки, узкую парусиновую юбку, белую кофточку с кружевными рукавами и ясножовте тяжелое волосы, собранные на затылке в высокую прическу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62