Мы тронулись. Я поддерживал Ленника, который сползал с сиденья вниз. Ноги в рваных изношенных сапогах беспомощно торчали и тилипалися за бортом пролетки.
Полицейский по привычке вытянулся и взял «под козырек». Он впервые в жизни видел «его превосходительство», носящий элегантный цилиндер и сапоги, похожие на босяцьки сапоги и вместо соседнего на Мойке «Медведя», предпочитает напиться пьяным в трактире для извозчиков.
Чтобы закончить описание Ленника, должен добавить, что он одевался совершенно случайно, как случится. Он не учитывал свой облик и меньше. Он мог носить одинаково: старый ширококрылая шляпу, сельский, мужицкая шляпа, английский, лучшей марки цилиндер, дорогие, новейших фасона ботинки, купленные во время заграничного путешествия где-нибудь в Париже, Стокгольме или Царьграде, обычные смазанные сапоги, которые он купил где-то на ярмарки в Златополя или Конотопе. Все зависело исключительно от случая. Ярмарочные сапоги могли сполучуватися с цилиндром, ляковани ботинки с ободранными штанишками. Обстоятельства его трагического, похожего на катастрофу конца загальнознани, чтобы я нуждался останавливаться здесь на них подробнее. О них много писали в свое время в газетах. О них всегда упоминается в его жизнеописаниях, в монографиях, посвященных его творчеству.
Как и Николай Сапунов, Линник утонул в Финском заливе. Утонул или утопился? Это остается до сих пор загадкой. Здесь возможны различные предположения, и нельзя, однако, ничего сказать определенного.
Летом 1911 года он однажды уехал из Петербурга в Куоккала. Посетил Илью Репина в его «Пенатаx. Побывал у Леонида Андреева, у которого обедал и с которым пил. Тогда зашел в Корнея Чуковского и поругался с ним. После того его видели на вокзале, он был один, имел насумрений и сосредоточенный вид, сидел за столом в буфете и пил.
Вечером вместо вернуться в Петербург, пошел к морю, взял рыбацкой лодки и выплыл на простор.
Черный профиль лодки подобного на гроб, четко викреслювався на червоножовтий поверхности плоского моря. Он греб, ритмично наклоняясь, поднимая и погружая весла в расплавленную жидкость золота. Недвижимое солнце стояло на горизонте. Небо сияло той же краской, что и море: бесконтурных сплошной поток золотого света, но словно сквозь какой бледный дымку вуалево занавеску, что ослабляла все тона.
Линник составил весла. Он поднялся. Он выпрямился. Он раскрыл руки.Сберега это была как мелкая черта черного креста.
И тогда ... Кто знает, здесь возможны совершенно отличные предположения. Возможно, пошатнулся лодку. Возможно, он, выпрямившись, поскользнулся на сыром днище лодки и, упав, не удержался.
Никакого крика, никакого прошения о спасение не донеслось до берега. Или все произошло слишком далеко, чтобы что-то услышать? ..
Прошла какая невловлювана миг. Быстрым торопливые шаги неслышно прошла Доля. Черная фигура человека, выпрямилась над лодкой, неожиданно исчезла в красном пламени моря. На поверхности качался черный тяжелый лодку. По зеркальному стеклу воды неторопливо расходились круги. Круг за кругом.
Линникового трупа не нашли. Вероятно подводное течение вынесла его тело далеко в глубины Балтийского моря.
Погиб мастер, осталась творчество. В истории украинского искусства Линник занимает свое и выдающееся место. Его имя обычно вспоминают рядом с именем Нарбута. В этом есть несомненная рация, но только с той точки зрения, что оба эти Мастера, так непохожи в существе своем друг на друга, одинаково победили как в себе лично, так и в своем творчестве народнические традиции пейзажного этнографизма, спертого на чувства, на сантиментально чувствительное отношение к украинскому народу и природы.
Сантиментальнисть? .. Чуткость? .. Что общего было в Ленника с сантиментальнистю или чуткостью?
Линник говорил об искусстве, по Энгра:
- Рисовать это рассуждать!
Искусство должно стать доктриной. Или, выражаясь несколько точнее: составной частью доктрины.
Искусство Ленника не было чувственное, оно было протипочуттеве. Не надо было бы о нем сказать, что оно было благоразумное? ..
Он не рисовал вишневых садов.
Он не нарисовал никакого заката, никакой хаты с мальвами, никакой девушки с парнем у перелаза, девушек, полагают во Крещения, тыквы или помидор на базаре.
Они рисовали утренники и вечера, солнечный и дождливые дни, зиму, весну, осень и лето, лунный свет, вступление Хмельницкого в Киев, сирень в саду, стога сена, тонкий месяц, льдинки свес в небе над окрестностями села, тяжелые облака, тащили по земле водяные подолы дождя, тропинки, протоптанные среди полей, площади в Глухове, церкви в Чернигове.
Он не рисовал ни цветов, ни утренников, ни зим, ни весен. Золотая осень не дышала с его полотен, лимонная краской деревьев и осторожным теплом солнца.
Он не стремился никого трогать. Он издевался над искусства, которое трогает. Страдал, кипел, негодовал, безобразничал.
Встретиться с Линником на какой-либо художественной выставке значило нарваться на публичный, сознательно им организован скандал.
Однажды я попал прийти на выставку «Союза пейзажистов» именно тогда, когда по залях с видом больного и низкого отчаяния бродил Линник. Он обрадовался, увидев меня, если только можно назвать радостью тот взрыв мстительной ярости, которой он встретил меня.
- Ну, - сказал он, обращаясь ко мне, - и вы пришли посмотреть на эту кучу дерма? .. Да вы, наверное, еще никогда не видели этакой мерзости, как эта ...
И он потащил меня к картине, которая его смутила больше всех:
- А? - Спросил он меня, заглядывая в глаза, готовый, казалось, схватить меня за грудь или ногой наступить мне на горло, если бы я только осмелился то сказать в защиту этого произведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62