— Иван Иванович,— озоровала Екатерина Ильинична, взяла Саню за руку, как воспитатель детского сада перед тем, как перевести ребенка через опасный перекресток,— передаю вам из рук в руки! Но с возвратом. Александр, надеюсь, вам не надо напоминать о вежливости королей?
— ...которые не опаздывают...
Она привычно чмокнула его в щеку. Иван Иванович случайно перехватил взгляд сына, потупившего глаза в землю. Сколько в них было тайного страдания!
Ему стало неудобно: подсмотрел чужую тайну. И в то же время по сердцу полоснула мужская обида за сына: если он до сих пор страдает, то «сестринский» поцелуй, словно ушат воды на пылающую нефть, лишь усиливает неудовлетворенную страсть. С умыслом или по привычке мучит опытная женщина привязанного к ней сердцем парня?
— Екатерина Ильинична, верну. Непременно верпу. Только когда — пока не знаю.
Машина тронулась с места. Саня раскрыл «тормозок», переданный Екатерипой Ильиничной: горячие, душистые пирожки. С ладонь каждый.
— Угощайся! Матрена Ивановна сработала. Вкусноти-ща! Мясо с капустой.
«И и самом деле...»
Иван Иванович взял один. Меченюжка обжигала пальцы. Он почувствовал голод. Разломил пирожок и стал дуть на него.
«Вот сейчас...» Должен был наконец состояться долгожданный разговор.
— Ты знаешь, я во время ограбления был в мебельном,— начал Саня.
Иван Иванович кивнул головой: «Знаю». Саня удивился:
— Откуда?
— Как же это все случилось?
— Анекдот!.. — Саня не замечал тревоги отца, он был оживлен, даже, пожалуй, весел.— Екатерина Ильинична как-то выразила желание приобрести два поролоновых матраса для шезлонгов. Во двора у них что-то вроде солярия. Ну, и шезлонги... Встречаю возле Центрального универмага мужичка — несет поролоновый матрас. «Где брал?» — «В мебельном, в «Акации». Я туда автобусом. На переезде затор. Водитель открывает двери: «Кому не терпится». Я решил: пешком — быстрее. Вышел из автобуса. Очередь из ожидающих машин — километра на два. А тепловозик освобождать переезд и не собирается. Иду я, иду и вдруг вижу знакомую физиономию: сквозной бригадир из «Три-Новой».
— Лазия? — уточнил Иван Иванович.
— Он,— подтвердил Саня, но очень удивленный осведомленностью отца.— Я думал, что найду «колеса» возле мебельного, в крайнем случае, отвезу матрасы трамваем. Нетяжелые. А тут — такой случай. Объясняю: «Так и так, для Екатерины Ильиничны». А для нее полшахты гыоьы в лепешку расшибиться, особенно из кадровых, из тех, кто с первых дней работает.
Пока все, что рассказывал Саня, полностью совпадало с показаниями Лазпп. Встреч;» случайная, на закрытом переезде. Иван Иванович уже прикидывал, что к чему, как проверить слова Сани. Первое: факт затора на переезде около шести часов. Стояло множество машин — найти водителем!... Второе — факт поездки в автобусе. Шофер должен подтвердить: открывал двери, выпускал на переезде желающих. Машина застряла, а остановка — по ту сторону переезда. Он открыл дверцу: «Кому не терпится...»
Иван Иванович не спускал с сына взгляда. Никакой тревоги в поведении Сани не проскальзывало.
— Ты хорошо знаком с Лазпей? — поинтересовался он. Саня не сразу сообразил, что ответить.
— Я же тебе говорил: на одном участке работали. Полгода... Богдан — мужик оригинальный. Записывай все его словечки и мысли — на книгу наберется.
— Мышек подкармливал в шахте — это он?
— Ну да! — обрадовался Саня, что отец помнит его побасенки о друзьях-соратниках.
— А кто кого «зацепил», увидел первым?
— Я шел вдоль сплошного забора из машин. Чертыхался: так плотно стоят — не проскочишь на другую сторону. И где-то уже неподалеку от самого переезда вижу в «жигуленке» знакомую фигуру: молодую лысину на длинном тычке. Богдан свет Андреевич собственной персоной! И понял: проблема транспорта решена. Подошел. Стучу ладошкой по стеклу. Богдан открывает дверцу. Рот — до ушей, хоть завязочки пришей. «Садись, горный. Был бы из тебя добрый шахтер, да махнул стоящее дело на стул в кабинете. Оттарабаню куда прикажешь». Объясняю, мол, два поролоновых матраса для Екатерины Ильиничны. Он отвечает: «Слов нет... Правда, хотелось подзаправиться беизинчиком. По перетерпим».
— Значит, вы друг друга знаете хорошо? — попросил Иван Иванович еще раз уточнить важную деталь, с которой начиналось расхождение в показаниях Лазни и Сани.
Сын удивился:
— Папка, ты что? Я же только что...
Положив руку на колено Сане, Иван Иванович сказал:
— Твой папка — майор милиции, который расследует преступление. Л ты был там рядом в самый кульминационный момент. Слоном, детали происшествия.
Сын улыбнулся. Он все понял. А улыбался Саня редко. Вот хмурился часто. И тогда схлестывались густые брови, черным росчерком отсекая высокий ходановский лоб от остальной части лица. Это была характерная примета Александра Орача. Иван Иванович любил редкие мгновения просветления сына.
— Детали...— Он продолжал улыбаться.— О матрасах я уже говорил. Отоварился и бросил покупку к Богдану на заднее сидение. Вернулся в магазин.
— Зачем? — поинтересовался отец.
— Есть там гостиный гарнитур египетской работы. Красивый, ничего не скажешь. Тридцать тысяч. Овальный, стол. Причем не раздвижной. Махина! На двенадцать персон. Стулья. Два длинных бара-буфета и столик па колесиках. Все инкрустировано цепными породами дерева. Я подумал: кто его купит? В коммунальную квартиру такую громаду не втиснешь, для него нужен специальный зал. Спрашиваю продавщицу: «Кто у пас в стране, кроме подпольною миллионера Корейки, может купить такую вещь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122