— А по какому случаю?
— Не знаю.
— Ну и пошли их... подальше.— Пряников выругался.— Занимайся своими делами. Мне нужна добыча. Понял? Вот и делай план.— Разговор на этом прекратился.
Пиво в растерянности глянул на майора милиции. Протянул трубку, которую держал в руке, мол, сами видите.
— Начальник участка запретил. Лазня живет па Карьере... Не могу.
Но Ивана Ивановича уже брало раздражение:
— А в пределах шахтной территории вы бы не отказались?
— О чем разговор! — поспешно согласился Лаврентий Степанович. И его как бы вывернутые наружу ноздри раздулись и зашевелились.
— Вот и отлично: будете понятым при обыске гаража Лазни. Сейчас переговорю с дежурным по шахте, найду вам пару.
И он вышел.Ночью на шахте все дела вершит один из помощников главного инженера. Он понял работника милиции с полуслова.
— В том же подъезде, где Лазня, живет комсорг шахты Андрей Фомышев. Он с женою — вот вам и понятые. Они помогут и войти в квартиру без лишнего шума. А на гараж, вы сказали, согласился Пиво? Ну и я...
Иван Иванович подумал о Пряникове: «А вы, Петр Петрович, похоже, совсем охамели... Хотел бы я знать, откуда у вас такая уверенность, что представителя милиции при исполнении служебных обязанностей можно послать куда подальше?»
Жена секретаря комсомольской организации Андрея Фо-мышева, учительница пения в средней школе, симпатичная, милая пухляночка, нажала маленькой ловкой ручкой кнопку звонка: один длинный, два коротких — и сразу же, будто по ту сторону их уже ждали, уставший женский голос спросил:
— Кто там?
— Тетя Лиза, это я, Вера. Мы к вам в гости целой компанией.
Щелкнула задвижка замка, дверь отворилась.Иван Иванович вошел вслед за Верой и хотел было представиться по всей форме, но хозяйка дома, увидев незваных гостей, изменилась в лице и воскликнула:
— Что они там с этим Петькой натворили? Может, человека по пьяному делу сбили?
— Нет, никого не сбили,— ответил Иван Иванович.— Но мы все-таки вынуждены вас побеспокоить.
Предстояло самое неприятное — объяснить, что цель ночного визита — обыск. «Ваш муж Богдан Андреевич Лазня задержан по подозрению в соучастии в тяжелом преступлении...»
Да ведь это все равно, что зачитать обвинительное заключение, после которого следует: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». В некотором смысле обыск именно такое событие. Придется потревожить всю семью. Дети станут невольными свидетелями неприятной сцены, как чужие дяди заглядывают во все щелочки, даже под матрасы их кроватей, перебирают игрушки... Но что поделаешь — служебная необходимость. Был в практике Ивана Ивановича один досадный случай: убийцу, можно сказать, добровольно отпустили. Всю семью извел: двоих детей, жену и тещу, только на самом хозяине споткнулся. Раненный ударом молотка в голову, он позже говорил: «Добивал из пистолета...» Заподозрили одного. Но у того «железное» алиби, он, видите ли, никуда из дому не выходил — у него уже давно тяжело умирает мать. Сделали обыск, весьма тщательный, даже землю в саду прощупали. Мать подозреваемого действительно умирала. Женщина рыхлая, отекшая, со вздувшимся от водянки животом. Ухаживать за ней было некому. От сына, озлобленного неудачами в личной жизни, изрядного лоботряса, помощи не жди. Приходили проведать умирающую ее товарки, жен-
шины в годах, которых одолевали свои недуги. А больная уже не вставала. И шел от нее тяжелый, смрадный дух. Это и сыграло свою роль, отвлекло работника милиции от главного. Пошарил рукой под матрасом у старухи, да и то так, для проформы.
Никакого оружия, конечно, не нашли. А если нет улик, значит, алиби (мать подтвердила, дескать, сидел сын возле нее весь день); не только арестовывать, но и задерживать будто бы не за что.
На чем строились подозрения? По непроверенным данным, парень привез из армии пистолет, хвастался, что его друг работал на оружейном складе военного округа...
Но пистолета не обнаружили. Оформили подписку о невыезде, а он той же ночью и скрылся. Попался уже где-то в Грузии года через полтора при попытке ограбить рабочую кассу одного из горнодобывающих предприятий. Тогда-то все и выяснилось.
...Прибежал он к умирающей матери: «Спасай, родная, влип твой Левка... Подведут под расстрел... А я тебя с попом похороню, как хотела, поминки на весь поселок справлю: и на девятый день, и на сороковый... Придут за мною — скажешь, что я весь день был дома».
И привязал пистолет бинтом под грудью у матери, наказав «держать руки на животе, как покойница». То ли на посулы клюнула умирающая, то ли и на смертном одре пожалела сына-престушшка. Какой бы ни был непутевый, а все ж родная кровинка... Да и не знала она об убийстве двоих детей и двух женщин.
Самый болекненный момент для Ивана Ивановича — обыскивать детей. Лучше бы увели их. Но предварительно надо проверить. Случалось, что и в пеленки грудных младенцев прятали кое-что...
У Лазни дети, видимо, старшеклассники. Не скроешь же от таких, что вся катавасия у них в квартире из-за того, что в чем-то подозревают отца. А в чем? Еще вчера он был для них старшим, главным в доме. Может, и плохим (часто бывал пьяным), но все равно примером для подражания. И вот докатился, сегодня он — преступник. (Даже милиция явилась!)
Осудят они его, такого, в своей душе или оправдают? Все-таки отец... Но дело даже не в этом. А если вдруг (и дай бы бог, как говорится) окажется со временем, что их отец никакого отношения к тяжкому преступлению не имеет? Просто и силу стечения роковых обстоятельств пришлось предъ-
явить обвинение невиновному. Что тогда дети будут думать о своем отце и о работниках милиции — представителях закона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122