..— тяжело вздохнула она и продолжала: — Вот Жора-Артист и толкует: «Есть разговор. Тебе привет от «папы»...
— От «папы Юли»? — уточнил Иван Иванович.
— Да... Страшный,это человек. Я испытала на своей шкуре. И вообще...
— Ну и наградила же вас судьба дружками! — покачал головой Иван Иванович.
Он уже не удивлялся очередной откровенности Тюльпановой.
— В тот первый раз Суслик с Жорой ушли, ничего не сказав,— продолжала исповедываться Алевтина Кузьминична.— А через день возвращаюсь с работы — сидят трое. Все, что было у нас с Сашей в баре, вылакали. Жора- Артист с Кузей могут вдвоем выпить целую бочку. «Папа Юля» до такого состояния не напивается. Он всегда настороже, опасается. Никому не верит, даже Суслику и Артисту. «Пана» и говорит: «Муж у тебя — импотент, а ты баба — со вкусом, подберу тебе хорошего мужика». «Никого мне не надо»,— отвечаю я. А он смеется. Страшно смеется, одними глазами. Они становятся у него маленькими и острыми. Уставится — аж мороз по коже. Говорит: «Я лучше знаю, что тебе надо. На шахте Три-Новая есть начальник четырнадцатого участка — Пряников. Приведешь его к себе». «Зачем?» — спрашиваю я. «Он па баб охочий, а ты у нас ягодка-малина. И будешь с ним столько, сколько потребуется для дела». Я начала было артачиться, тогда он подошел ко мпе медведем... Помню только, как его рука мелькнула у меня перед носом, и я отключилась. Пришла в себя: лежу на иолу, а Суслик отливает мепя водой.
- Что же вы, Алевтина Кузьминична, так оплошали? -не удержался Иван Иванович. Он помнил, как ловко Тюльпанова расправилась с Крутояровым.
- Иван Иванович, я же всю науку по каратэ получила от «папы Юли». Еще в «шараге» он как-то сказал: «Тебе это пригодится». Потом я поняла, что могу подняться над всеми, и стала заниматься. Он хвалил: «Ты — талант!» Вы не можете представить себе, какая мгновенная реакция у «папы Юли». А в каратэ — это самое важное: опередить противника, не дать ему поймать тебя на контрприеме. Он меня учил, а практику я проходила у себя в станице... Не будь «папа Юля» вором, стал бы чемпионом мира по каратэ. Не смотрите, что ему под шестьдесят, он еще ого-го! Итак, я на мокром ковре, а «папа Юля» инструкторует «Ты к своей подруге Генераловой присмотрись: кадры дело нужное». С Пряниковым вышло все, как было задумано. Пришел он... пьяный кобель, липнет ко мне, в кро вать тянет. А я-то знаю, что в соседней комнате — «Юля». Выходит. Похлопал Пряпикова по голой спине. Сказал какую-то пакость. Тот вскочил: «Кто такой?» А . Юля: «Хочу дать тебе заработать». Я ушла в ванную, а быстро нашли общий язык. «Папа Юля» говорит: «Это на троих — десять кусков на месяц. И устроить на работу. Зарплата — как всем. На кадровичку не скупись, она ну пый человек, жена академика,— так что вне подозревает Анке в месяц — кусок. Двадцать кусков — тебе с директором шахты. У вас будут большие расходы: маркшейдер-нормировщики, прочие соглядатаи... Ну и то, кто будет прикрывать, тоже хотят жить. Помни: щедрость в этом доме хорошо оплачивается. Вложил червонец - вернется сотня. Больше «папу Юлю» я не видела. Шесть лет они меня беспокоили. Иногда позвонит Жора-Артист: «Не обижай Петеньку». Потом они уволились с шахты. Я вздохнула с облегчением, думала — все, избавилась. Но двадцать седьмого апреля позвонил «папа Юля»: «Крошка, двадцать девятого возьмешь у Пети машину, загрузишь багажник харчами понаяеористее и будешь там, где укажет Жора. Только без глупостей и без опозданий. Уходим, даем тебе свободу. Поняла?» Двадцать девятого около трех часов зашел Жора. Сказал, где и когда мне ждать. Предупредил, что один из них останется в городе. «Передан. его своему Тюльпапову. Скажешь: мясник из гастроном, «Ленинград»... А все остальное вы знаете,— закончила она Иван Иванович не стал надевать на нее наручники. Сергей подогнал машину вплотную к дверям морга, и Алевтину Кузьминичну пропустили вперед. Сергей остался при входе, Иван Иванович шел следом за ней.
Тюльпанов лежал выбритый, в новом костюме. Алевтина Кузьминична подошла к нему, коснулась его руки.
— Извини, Саша, не успела...
Возвращались молча. Тюльпанова сидела рядом с Иваном Ивановичем и даже не пошевелилась. Когда зашли в изолятор, Алевтина Кузьминична сказала:
— Оставьте мне бумагу и ручку, а сами идите отдыхать. Мне надо о многом подумать.
Иван Иванович вызвал конвойного и передал ему арестованную Когда Орач был уже у порога, она повернулась к нему и срывающимся голосом проговорила:
- Простите меня, если можете...
- Не мне вас судить,— ответил он.
— Спасибо.— Тюльпанова вдруг схватила его руку и подозвала.
Конвойный равнодушно наблюдал за этой сценой. За время работы в изоляторе он насмотрелся всякого. Утром, когда Иван Иванович умылся и сел за стол завтракать, позвонили из следственного изолятора.
— Товарищ подполковник, у пас беда: ночью перерезала обе вены Тюльпанова.
— Как это произошло? — после минутного молчания спросил он.
— Вечером что-то писала. Потом легла спать.
— Врача вызъали?
— Вызвали. Но тело уже холодное. Иван Иванович выругался:
— Откуда у нее бритва?
— Понятия не имею. Она тут оставила записку: «Ивану Ивановичу Орачу, лично».
— Прочтите мне ее.
— «У Юли» лежат в Шиткинском леспромхозе, где-то на валке. А у Суслика в Краснодаре тетка. «Шарага» убиралась у нее. По суду квартиру у нее отобрали, но на после срока поселилась где-то неподалеку от города.
И еще к вам просьба: похороните меня в одной могиле с Сашей. Спасибо за все. Алевтина».



















































1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122