- Вы хотите, чтобы я свидетельствовала против самой себя?
— Нет, я хочу, чтобы вы помогли мне.
— В чем вы меня конкретно обвиняете?..— потребовала Алевтина Кузьминична.
— В том, что вы вместе с Кузьмаковым убили сегодня своего мужа Александра Васильевича Тюльпанова.
Она вскочила со стула, готовая ринуться в яростную атаку.
— Сидеть! — властно приказал Орач, Но она продолжала стоять.
— Вы же знаете, что Саша для меня дороже собственной жизни. Зачем же так жестоко?
— Я только что из морга. Опознавал труп.
Алевтина Кузьминична плюхнулась на стул и исступленно зашептала:
- Не может быть!.. Не может этого быть! Вы пошутили! Иван Иванович, да скажите же наконец, что вы пошутили! — молила она о снисхождении.
— По вашей милости Генералова тоже останется инвалидом на всю жизнь.— Иван Иванович был беспощаден.
Тюльпанова зарыдала.
— Как это случилось? — простонала она.
— Когда в доме Генераловых, кроме Матрены Ивановны, никого не было, туда явился Кузьмаков.
— Суслик? — невольно вырвалось у Тюльпановой.
— Удивляетесь? После всего, что произошло на Тельмановском посту ГАИ, он вдруг снова появился в Донецке... Признаюсь, я этого тоже не ожидал. Кузьмаков, видимо, расшплинтовал тягу рулевого управления, зная, что в половине шестого вечера Генералова и Тюльпанов, как всегда, выедут на прогулку. Остальное доделало пристрастие Екатерины Ильиничны к скорости, на что и был сделан расчет. На вашем месте, Алевтина Кузьминична, я бы поинтересовался, за что убили вашего мужа. Александр Васильевич был опасным свидетелем; он отвез на Северный автовокзал Дорошенко вместе с награбленными деньгами. Кузьмакова и «папу Юлю» вы упрятали на заднем сидении. Когда Александр Васильевич с Дорошенко отъехали, за руль сел Кузьмаков. Вы вели машину лишь у постов ГАИ в хуторе Широком и в Волновахе. На Тельмановском посту вас остановил шлагбаум. «Папа Юля», изменник Родины, фашист, прекрасно понимал, что ему попадаться в руки правосудия нельзя, и взялся за автомат. Остальное — вам известно.
— Фашист и изменник Родины? — удивилась Тюльпанова.
— Этого вы могли и не знать, что отнюдь не уменьшает вашей вины. Александр Васильевич — в морге, Екатерина Ильинична — на операционном столе.
Тюльпанова вдруг застонала, стала рвать на себе волосы, бить кулаками по лицу.
Орач вызвал охранника. Тот вбежал, собираясь схватить осатаневшую женщину, но Иван Иванович помнил случай с Крутояровым и строго приказал сержанту:
— Не трогать!
Ему просто нужен был свидетель на случай, если Алевтина Кузьминична вновь надумает разыграть сцену попытки изнасилования.Тюльпанова ослабела и плавно опустилась на пол.
- Не верю... Покажите мне Сашу! Покажите - и я вам всех продам! Отвезите мепя к Саше!
— Встаньте. Сядьте на стул и приведите себя в порядок,— приказал Иван Иванович.
Тюльпанова была послушна, как ребенок.
— Принесите ей воды умыться,— попросил Орач дежурного.
Тот, с опаской оглядываясь на арестованную, вышел.
— Хорошо,— сказал Иван Иванович,— я отвезу вас в морг. Но в наручниках. И чтобы без эксцессов. Мне памятна история с Крутояровым.
— Ваш Крутояров дурак и хам! — возразила Тюльпанова.
— Не такой уж он дурак, Алевтина Кузьминична,— не согласился с ней Иван Иванович,— он инстинктивно разгадал вас — и вы с ним расправились так же, как Кузьмаков с Александром Васильевичем. Только там был смертельный исход, а Крутоярова вы лишь травмировали.
— Он получил то, что заслужил! — снова начала закипать Тюльпанова.— Если я и передала лишку, то самую малость. В потемках, пока работал проектор, он меня ощупывал, словно базарную курицу. Единственно, в чем моя
вина,— я не сопротивлялась: хочется мужику, думаю, пусть побалует, а я его на этом поймаю. Вернулись в кабинет, он решил, что будет продолжение спектакля, и ко мне. А когда я ему сказала: «Не в то купе сели», он начал меня пугать: показывает рисованный портрет Суслика и говорит: «Сделан по твоим показаниям». А я-то лепила его собственный портрет. И тут меня разобрало...
Когда Орач прихватил одной стороной наручников свое левое запястье, а второе кольцо предложил Тюльпановой, то она неожиданно воспротивилась. Ее широкоскулое лицо покраснело.
— Иван Иванович... Не надо пас обоих. Окольцуйте уж одну меня. Клянусь вам, я смирилась со всем. Если не стало Саши, пет смысла и мне жить.
— Это ж почему? — переспросил Орач.
— Сейчас поймете,— торопливо ответила она, опасаясь, что он не выслушает ее.— Саша был чистый и наивный во всем. И очень ласковый... Месяца через три после пашей свадьбы я поняла, что нашла свое счастье. А через полгода... Саша был как раз в колхозе со студентами, на уборке овощей. Возвращаюсь я домой, отпираю дверь, а у мепя в квартире сидят и пьют вино Суслик с Жорой-Артистом. Я остолбенела. Первое мое желание было убежать. Я же
о них лет десять ничем не слыхала с тех пор, как уехала из Краснодара. Жора улыбается: «Здравствуй, Крошка». Спрашиваю: «Зачем пожаловали»? А он, как давеча вы, выкладывает фотографии... те, где я... с «шарагой»... И говорит: «А что, если их наклеить на доску объявлений в политехническом институте... Вот будет потеха!» Я понимала, что это не пустые слова, и сразу подумала о Саше. Он же ничего о моем прошлом не знал. Никогда не спрашивал.
Любил меня такую, какой я была. А с ним я была хорошоп. Поверьте. И вот эти подонки явились, чтобы разбить мое счастье. Я готова была убить их.
— А ваше каратэ?.. Вы же в состоянии справиться с двоими, даже вооруженными,— напомнил Иван Иванович Тюльпановой ее же слова.
— Они не хуже меня владеют всеми приемами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122