— отмахнулась хозяйка.— Теперь года через два, раньше не заявится.
- Что так?
— У Анны такой цикл, чтобы матери меньше дошкулять. В минувшем году, на ноябрьские, Александр Васильевич вернулся из командировки — и пожаловали. Привезли мне рыбки. Омулем зовется. Может, и хорошая по тамошним понятиям, да запах у нее пе нашинский. Я к нему так и не смогла привыкнуть. Уехали они, я хотела отдать омуля свиньям, но Иваныч возмутился: «Очумела! Первостатейный продукт — свиньям. Да этот омуль па вес золота, любимое лакомство байкальского медведя». Говорю: «А я — не медведь, по мпе лучше картоха с конопляным маслом». Отдала рыбу мужикам, у них под водку идет всякая. Еще
и благодарили.
— Приезжали-то на машине? — поинтересовался Орач, желая проверить, насколько прочны связи Тюльпановой с Пряниковым.
— На белой «Волге»,— не без гордости подтвердила Лукерья Карповна.— Говорю Александру Васильевичу: «Не доверяйте руль этой балахманной, себя угробит и вас не пощадит». А он только улыбается в ответ. Чудной такой... Теперь года через два, раньше не появится,— повторила она.
Звягинцев посмотрел па Орача. Они оба подумали о злополучной телеграмме. «Если не ждет дочку в гости, то выходит, что и не вызывала...»
Звягинцев лукаво подмигнул хозяйке и доверительно посоветовал:
— А вы бы Анне — телеграмму, мол, так и так, в церковь ходила, куличи святила, слегла-занемогла, бог к себе призывает, приезжай на парное молочко, а то корову доить некому.
От таких слов Лукерья Карповна даже перекрестилась.
— Свят-свят, да разве ж можно па здорового человека напраслину возводить! Так и в самом деле беду накличешь.
В игру неожиданно подключился сельский механизатор, которому Орач давал почитать телеграмму. По всему, Иван Иванов мужик сообразительный и успел разобраться в ситуации.
— А зачем самой грешить? Намекнула бы Пантелеевне, уж она для подружки расшибется, а сделает.
— Иваныч,— возмутилась Лукерья Карповна,— пе знала бы я тебя сорок пять лет, сказала бы, что ты лукавый мужик, которого надо обходить седьмой дорогой. Чему учишь? А ну, забирайся вместе со своими карасями!
Иван Иванов взмолился:
- Да пошутил я, Карповпа. А ты шуток не понимаешь.
— То-то же, пошутил,— обмякла хозяйка.— Позоришь меня на людях. Что обо мне подумают?
— Что есть, то и подумают,— торжественно, как на митинге, проговорил Иван Иванов.— Что ты у нас передовая звеньевая, что тебя наградили орденом...
— Поехал наш Иваныч,— смутилась женщина от похвалы.— Садись-ка лучше за стол и гостей приглашай.
— А где Пантелеевна? — спросил колхозный механизатор.
— У нее в погребе на сегодняшний случай припасена банка огурцов, побежала и, как всегда, пропала.
Пантелеевна легка па помине. Вот о ней можно было бы сказать: Алевтинина бабушка. Ее-то худой не назовешь. Па вид лет под восемьдесят, все лицо испещрено морщинками. Рот беззубый, губы запали. Не предупреди Ивана Ивановича колхозный механизатор, что Карповна и Пантелеевна сверстницы, им нет еще шестидесяти,— ни за что бы не определил возраст этой бабули. Само собой стало ясно, что Пантелеевна не из тех, кто разыгрывает ближних.
Лукерья Карповна представила ей гостя:
— А это Иван Иванович, из Донецка. Еще вчера видел и Анну, и Александра Васильевича. Привез мне от них привет.
Относительно «привета» хозяйка преувеличила, но уж очень хотелось матери получить добрую весточку от детей и невольно похвастаться перед подругой: видишь, не забывают меня, а ты их оговаривала.
Посидели. Выпили. Поговорили о том, о сем. Орач воспользовался тем, что Лукерья Карповна вышла со Звягинцевым на несколько минут (он специально увел хозяйку), и показал Елене Пантелеевне телеграмму. Она смутилась.
— Не поверишь, сынок, но я неграмотная. Учиться но довелось. В семье была старшей. Детишек много, мать постоянно болела. Все хозяйство лежало на мне, не до школы. Оттого и замуж пошла поздно, за вдовца. Мать умерла, отец женился на другой, братья-сестры подросли, я стала лишняя в доме. Я не здешняя приезжая, из-под Курска. Если что в том письмо, так ты уж мне прочти.
— А я думал, что вы решили сделать для Карповны доброе дело и вызвали Анну, чтобы она приехала на праздники,— пояснил Орач и зачитал телеграмму.
Женщина покачала головой:
— Нет, сынок. Это кто-то пошутковал. Анка в свое время тут многим насолила. Потом приезжала с мужем. Такой солидный, ладный, красивый. Она с ним прогуливалась под руку по станице дня три. Как уехала, на год разговоров было. Может, кто из зависти? Анка хоть и непутевая, но любит мать. Вот и решили ей досадить, мол, мать при смерти. Анка, поди, напереживалась. Но почему же пе приехала по вызову? Ума не приложу.
— Не смогла.— Орач понимал, что такой довод смахивает на отговорку, и поспешил уточнить: — Ее с мужем пригласили па именины к академику. Человек почтенный, учитель Александра Васильевича, которому он всем в жизни обязан. Отказать — обидится. Тем более, что телеграмма пришла с опозданием, когда они уже приняли приглашение.
Это была стопроцентная ложь. Генераловы пригласили Тюльпановых, все верно. По Алевтина выехала по телеграмме п теперь сидит в изоляторе.Врачи иногда тоже лечат больных полуправдой...
Объяснение Анкиного знакомого, человека солидного, вполне устраивало Елену Паптелеевну.Когда пришло время расставаться, Лукерья Карповпа категорически заявила трактористу:
— Иваныч, имей совесть, с тебя хватит и одного гостя. Своего забирай, а моего не сманывай. Мы с ним хоть об Александре Васильевиче погутарим. Сам знаешь Анку,— где сел, там и слез, лишнего слова из нее не выжмешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122