— потребовала Аннушка.
Но разве просят извинения у той, которой невольно искалечил жизнь?
— Саню, говорит, уведу! — возмущалась Аннушка.— Да что он, теленок на веревочке! — И вновь заплакала.— Женить бы его, Ваня...
— Теперь не домостроевские времена... Найдет по сердцу — сам женится. Знаешь, что он мне сказал? «Если не встречу такую, как тетя Марина, останусь холостяком ра всю жизнь».
Аннушка с удивлением подняла на мужа глаза.
— Что же особенного он в ней нашел? Она ни разу даже борща не сварила. Ну, шьет...
Нет, не дано было Аннушке понять сестру, поэтому и ревновала к ней Саню.Иван Иванович хотел рассказать жене, какой фортель выкинула Марина, явившись к генералу: «Это я вместе с Иваном Орачем ограбила мебельный». Но решил, что Аннушка не поймет ее поступка.
Зазвонил телефон.
— Товарищ майор, вас беспокоит экспертиза. Генерал приказал сообщить вам: в машине на заднем сидении обнаружено семнадцать стреляных гильз.
— В постового стреляли с заднего сидения? — удивился Иван Иванович и обрадовался: «Хоть в этом вопросе навели ясность».
— Так точно, с заднего.
— Спасибо. Как с отпечатками пальцев?
— Криминалисты работают, товарищ майор. Когда что-то пропишется, позвонят.
Значит, в машине у Тюльпановой были все-таки двое.Это подрывало веру и в ее показания.Немедленно — к ней! Глаза в глаза и спросить: «Где же все-таки правда?» Иван Иванович вызвал дежурную машину. Он был как в лихорадке.
— Ваня, ты не заболел? — всполошилась Аннушка.— Тебя всего трясет. И лоб потный.— Она провела ладонью по его лицу, по волосам.
Ему это было неприятно.
— Некогда! Аннушка обиделась:
— Всю жизнь тебе некогда...
— Служба,— буркнул он.
С Тюльпановой Орач встретился в следственном изоляторе. Алевтина Кузьминична успела переодеться, теперь на ней были двухцветная велюровая кофточка и джинсы.
— Саша принес,— пояснила она.— Позвонили — и он пришел. Но я его не видела, не разрешили...
Все правильно, в соответствии с порядками, заведенными в таких учреждениях: задержанный не должен общаться с внешним миром, чтобы не повлиять на ход следствия.
— Так сколько людей было с вами в машине, когда вы подъехали к Тельмановскому посту? — в упор спросил ее Иван Иванович.
Тюльпанова вдруг заплакала. Она не мигая смотрела на него округлившимися глазами, а слезы все капали и капали... Ее следовало бы успокоить, но Ивану Ивановичу не хотелось этого делать. Он ждал.Наконец она заговорила:
— А как бы поступили вы на моем месте? Остановилась я на развилке, посадила парня. А тут, откуда ни возьмись, на заднее сидение забирается второй. Я ему: «Ты куда, дядя?» А молодой: «Это со мной, не бойся, он у меня смирный». Высадить обоих? На развилке — никого, темнеет. Было бы больше пространства, применила бы против одного прием самбо, а уж со вторым как-нибудь управилась бы. А так в машине негде развернуться, один — справа, другой — сзади. Не показываю виду, по внутренне пригото-
вилась ко всему. Едем. Молодой болтает со мной, потчует анекдотами. А второй, слышу, сзади похрапывает. Откинулся на спинку и дремлет. Мне это видно в зеркальце.. Успокоилась. На Тельмановском посту, вижу, закрыт шлагбаум. Говорю молодому: «Снова ящур, что ли... В прошлом году закрывали... Тут неподалеку колхозные фермы». Меня удивило, почему не подходит гаишник. Он же обязан подойти, представиться. А тут сидит в будки и машет рукой, мол, иди сюда. Его на свету хорошо видео. Говорю молодому: «Зажрался гаишник, задницу лень поднять». Достаю из «бардачка» документы: права, технический паспорт, доверенность. Знаю, что будет придираться. Время вечернее, да еще доверенность. Тут второй хватает меня за шею и давит. А ручищи-то у пего огромные. «В машине с тобой — один пассажир. Поняла? Едешь с ним из самого Донецка. Ляпнешь лишнее — удавлю». А второй в это время — нож под бок. Захомутали они меня — пикнуть не могу. Вышла из машины, подхожу в будке, оглядываюсь. В это время моя машина срывается с места. Фары выключены. Поняла: угоняют «жигуль». А что я Пряни-кову скажу? Тут они из автомата... Мне показалось, что в меня. Ткнулась в землю мордой, лежу, от страха сознание теряю. Очнулась, вижу — в будке стекла нет, гаишник грудью на подоконник навалился. Я к нему. Он весь в крови. Бросилась на дорогу, надо кого-нибудь позвать на помощь. Но кого? Вокруг ни души. Я снова к гаишнику. Слышу — дышит. Надо бы его перевязать, да нечем. Гимнастерку на нем зубами рвала, все хотела до нижней рубашки добраться. Знаете, в кино так делают: рвут на бинты нижнюю рубашку. А он был в майке. Сколько я с ним провозилась — не знаю. Вижу, по дороге фары светят. Подобрала палочку гаишника, выбежала, встала поперек... Остановила. Колхозная машина с удобрениями возвращалась. Отвезли мы гаишника в местную больницу и уже оттуда позвонили в милицию.
От того, как мне тот дядька горло сдавил, у меня до сих пор шея болит. Ну, и не забыла его предупреждение: «В машине с тобой один пассажир. Ляпнешь лишнее — удавлю!»
Закончила Тюльпанова свою исповедь, ждет, что ответит ей Орач. На бледном лице выражение вины.
— Он приказал вам говорить, что едете вместе из самого Донецка? — заметил Иван Иванович.
— Он-то приказал... Но ведь они застрелили гаишника. Думаю, скажу лучше, как было на самом деле.
— Но не сказали, Алевтина Кузьминична. Пока я вас фактами не припер, все упорствовали: один в машине.
— Какие же факты, Иван Иванович! — удивилась Тюль-панова.— Вы пришли и спросили: «Так сколько людей было с вами в машине?» Я вам тут же и призналась. Давно хотела. Но сразу соврала, а потом случая не подворачивалось признаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122