— Адресом-то вы не ошиблись,— ответил из-за двери старик— Только он такой же Шурин, как я Лев Толстой.
Иван Иванович мгновенно оценил обстановку:
— Щеранский, я это знаю.
— Вот-вот.— Звякнула цепочка, дверь открылась, и на лестничной площадке показался сутуловатый седой старик, длинноносый и почти лысый, с большими выпуклыми глазами диабетика.— Мы с Ароном Щеранским всю войну прошли: он был танкистом, я — истребителем танков. Арон имел четыре ордена, два из них Красного Знамени. И когда в полку зачитывали нриказ Верховного Главнокомандующего, Арон гордился своей фамилией. Правда, у него не было тогда личной «Волги», гаража с двухэтажным под-
валом и холодильником. У Арона Щеранского не было и дачи на Азовском море, за которую магаданские золотоискатели дают сто тысяч. Он был рядовым начальником смены прокатного стана и не мог проигрывать в карты по десять тысяч за вечер. Так что его жена по ночам пе плакала, она спала. И видела счастливые сны. Может, было бы больше детей — меньше знали бы горя. Иван Иванович представился:
— Майор милиции Орач Иван Иванович.— И показал удостоверение.
Старик был, по всему видать, дальнозорким, глядя на документ, он невольно откинул голову назад.
— Я на фронте тоже был истребителем танков.— В груди у Ивана Ивановича потеплело, словно он встретил однополчанина.— «ЗИС семьдесят шесть».
— А я — сорокапятчик, «пистолет на колесах»,— пояснил старик с невольной гордостью от своего превосходства.
«Сорокапятка» — маленькая пушечка, которая обычно стояла на самом переднем крае рядом с пехотой. Иван Иванович с особым уважением посмотрел на легендарного артиллериста.
— А я вас еще во дворе приметил. Ходите, присматриваетесь. И к гаражам подходили. А потом к нам в подъезд.
Еще подумал: «На Мишкиного клиента не похож, те идут смело, как к себе домой, знают адрес».
«Чертов пенсионер, расшифровал меня»,— весело подумал Иван Иванович.
— Только гараж-то Мишкин не здесь, а на шахте «Три-Новая»,— уточнил старик.
Это была новость, заслуживающая внимания. Шахта «Три-Новая» связала всех в один узел: бригаду «сговорчивых», троицу, Пряникова, Лазню, Тюльпанову... и Генералову. Иван Иванович вынужден был включить сюда и Екатерину Ильиничну, хотя ему этого крайне не хотелось. Но истина дороже. Теперь еще и Шурин-Щеран-
ский.
«Интересно,— размышлял Орач,— как это работнику гастронома удалось получить место под гараж на территории шахты, где и без него такая конкуренция? Или купил готовый?»
— Давно у него там гараж?
— Да вот как женился — пятый год. «Купил! У кого и за сколько?»
— Вы гаражом интересуетесь... Не просто же так? Может, Мишка человека сбил? Он пьяный — дурак дураком.
Говорю: «Не гоняй пьяный». А он: «Тогда и ездить незачем». Старик подсказал Орачу причину, по которой мог явиться к его соседу работник милиции.
— Есть подозрение...
— А я гляжу: он так быстренько собрался и укатил. Говорит: «В отпуск. Вы тут присматривайте». А чего присматривать, когда квартира на учете в милиции.
— Когда он уехал? — поинтересовался Иван Иванович.
— Вчера к вечеру. Укатил на ночь глядя. Если и правда в отпуск, то это на месяц.
«Остальное уточним после праздников в отделе кадров по месту его работы». - Иван Иванович был благодарен разговорчивому старику за ценную информацию.
О чем свидетельствовали новые факты, полученные Орачем? Подтвердилось, что «мясник Миша» существовал реально и в том амплуа, какое ему определила Тюльпанова. Выехал он вчера вечером, значит, вполне мог встретиться с Алевтиной Кузьминичной во дворе продбазы. Правда, если у пего есть машина, а но натуре он барин, то почему бы не на свое, «Волге»? Допустим, на продбазу его привели те же обстоятельства, что и Тюльпанову: собрался в отпуск и решил отовариться, но, по словам Тюльпановой, с базы он возвращался «пустой» и к тому же пешком.
Все эти сведения были в пользу Алевтины Кузьминичны.Иван Иванович еще не переступил и порога, как на него обрушилась Аннушка:
— Ты что там наплел Марине? Чем ее обидел? Собрала в чемоданчик свои вещи и ушла. Спрашиваю: «Куда?» А она: «С глаз долой». Я ее по пускала, так она знаешь что мне сказала? «По держи, все равно уйду и Саньку с собой уведу, а останусь — ты со своим Иваном расстанешься». Совсем рехнулась...
Час от часу не легче, вздохнул Орач.Впрочем, почему «рехнулась»? Довела все до логического завершения.Но не мог он сказать об этом Аннушке, не мог — и все. И никогда не скажет. Сам заварил кашу, ему и расхлебывать.
Слабым утешением было то, что неудачи в личной жизни бывают, видимо, у всех. Примеры налицо: Александр Тюльпанов, Алевтина Тюльпанова, Генералова, Санька, Марина... Пряникова в число «пострадавших» он зачислить не
мог, это просто распущенный человек с преступными наклонностями.Прав поэт, сказавший: «В каждом доме свои мыши, своя нужда».
Отчего случаются несуразности в нашей жизни? Сами их плодим: по каким-то причинам не хотим с самого начала называть вещи своими именами, а потом всю жизнь каемся. Живем полуправдой, сетуя, что правда слишком жестока. Но она, как нож хирурга, отсекает больное, помогая организму выздороветь и выжить.
И вот Иван Орач снова слукавил перед собой, перед Аннушкой и Мариной, ему снова не хватило духу на откровенность:
— Марину надо вернуть. Всю жизнь были вместе, а теперь, когда годы пошли на закат, она...
Он хотел сказать «дурит», несправедливое слово, но застряло у него в горле; не дурит, просто поступила честно по отношению к нему, Ивану, к сестре и к себе...
— Я ее обидел... Не хотел,— случайно.
— А ты извинись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122