..
— Конечно, успею. Раненых вывезем. А пока займусь ремонтом.
— Это же безрассудно — в такую пору на огневой молотками стучать!..
— Не иронизируй. Найдется запасная панорама, а ездовые у меня — отменные мастера.
Командир батареи молча смотрит куда-то вдаль. Он уверен, что визит артснабженца — не что иное, как мальчишеская выходка. Но из уважения к Анатолию Ивановичу не произносит эту фразу. Тихий, скромный инженер из Белополья еще на Халхин-Голе приобрел опыт боевого обеспечения войск. И в 1049-м стрелковом полку показал себя способным организатором. Это он вывез-почти все складские боеприпасы из обстреливаемого врагом Кременчуга. Это он в течение одной ночи снял с баржи, полузатопленной в устье реки Псел, ручные пулеметы и две пушки, а затем ввел их в строй. Четко в полку налажены проверка и ремонт вооружения, подвоз боеприпасов...
- Пойду к орудиям,посмотрю.
Снова доносятся пулеметные очереДи. «Какая же это по счету атака? Третья? Четвертая? — размышляет старший лейтенант.— Подбито пять танков или больше? Уничтожена сотня вражеских солдат или две? Да и нужен ли здесь арифметический подсчет? Не цифры важны. Главное — люди сражаются. Они выбились из сил, но, скомандуй—хоть сейчас снова займут свои места в окопах, теперь уже как стрелки».
— И гранаты, и патроны у нас есть. Отобьемся! — слышится рядом голос Журавлева.
— Где сапер Авдеев? Проверить бы провода...
— Только что от моста вернулся,— докладывает Журавлев.— Все в порядке. Дадите команду—мост взлетит в воздух.
С тремя бойцами Миршавко переползает от бугорка к бугорку, выбирая более удобную позицию. Все ведут редкий, но прицельный огонь из карабинов. Враг не унимается, продолжает напирать. Он ближе и ближе к мосту.
В этот момент открывает стрельбу третье орудие. «Значит, Анатолий Иванович добился своего»,— отмечает командир батареи, снова впадая в забытье.
Взрыва мины старший лейтенант не слышит, только чувствует нестерпимо жгучий удар в лицо. Приподнимается над окопом, часто моргает. «Наши части переправились,— проносится в голове.— Все ли? Кто знает... Потому мне и приказано стоять до вечера». От взрыва вздрагивает земля. Вокруг темнеет, «Это конец. Крышка...»
Он погибнет. Но все в том же направлении будет нести свои воды Северский Донец, на том же самом месте останется село Богородичное, вблизи которого он сражался вместе со своими батарейцами, и в котором после войны тесно будет свадьбам. Только Иван Миршавко ничего этого не увидит. Но Украина узнает, где склонил свою голову ее сын...
Капли дождя испуганно стучат по листьям кустарника. Лиловые облака рвутся на части, и тогда с неба бьют молнии. В заречном лесу трясется в хриплом кашле гром.
ТРЕВОГИ И НАДЕЖДЫ
-Тихонько, не оступитесь! — медсестре Марии Шевченко кажется, что без указаний санитары не смогут так бережно поднять и перенести бойца в операционную, как это надлежит сделать.
— Дочка! Командир орудия я. Помоги...
— Ничего, дружок... Успокойтесь: ранение не глубокое.—Она дотрагивается до кем-то наспех перевязанного плеча артиллериста и переходит к другой повозке.
Походка Шевченко порывистая, прядь волос выбилась из-под пилотки, на вылинявшей гимнастерке медаль «За боевые заслуги». Мария получила ее совсем недавно, в июне. Эта храбрая комсомолка склонна считать свой труд будничным, а простой подсчет убеждает в обратном: только за один день на Северском Донце, она оказала медицинскую помощь более 20 раненым.
— Мои связисты есть тут? — останавливается командир батальона связи майор Мосейчук. В одной руке он держит фуражку, другой протирает платком бритую наголо голову.
Увидев знакомого, она замедляет шаг:
— Кажется, недавно мы занимались именно связистом. Идемьте, я покажу.
— Жаркие деньки у вас,— продолжает начатый разговор Гавриил Мефодиевич.
— Сюда выдвинуто эвакоотделение,— объясняет Мария.— А наплыв такой, что не успеваем... Как на Днепре... Вы извините... Ваш подчиненный?
— Товарищ майор, возьмите с собой,— обращается к Мосейчуку связист Борис Попов.— Поклевка оказалась робкой, хирург удалил осколок и разрешил вернуться в батальон.
По дороге он рассказывает о случившемся.
— Сматывал, значит, кабель... Ослепила вспышка. Дальше ничего не помню. Наши сдерживали немцев до вечера, иначе меня бы не вынесли с поля боя. Жизнь, она щедра на добрых людей. А как там, у нас, много
раненых?
— Не больше обычного,— говорит уклончиво Гавриил Мефодиевич Мосейчук, спеша в батальон. Изрядно уставший за последние сутки, он неразговорчив. — На Дону легче дышется?
В который раз майору приходилось слышать эту фразу — все надеются здесь зацепиться так же прочно, как и на Северском Донце. Только обстановка... Как круто она менялась в последнее время!
...5 июля. 10 часов утра. Неприятель крупными силами форсировал реку Оскол и овладел редкими рощами, где держали оборону 1051-й стрелковый полк и отдельный батальон связи. В общей сложности было уничтожено до двух полков фашистской пехоты, подбито 30 танков и 80 автомашин, ликвидировано 8 артиллерийских и минометных батарей противника. Цифры эти внушительны, но и паши части понесли значительные потери, а за это спрос самый строгий.
Наверное, не меньше переживал в те недавние Дни и комполка Тымчик. Обычно спокойный и хладнокровный, он проявлял нервозность. В штаб прошел, не задерживаясь, даже не ответив на приветствие; губы плотно сжаты, на лбу — бисеринки пота.
Из раздумий майора Мосейчука выводят позывные, доносящиеся из штабной машины:
— «Весна», «Весна», как слышишь, прием! — В охрипшем голосе радиста Валериана Демиденко звучат нотки безнадежности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93