Гоголь-моголь на всякий случай решил набить себе цену:
— Товару у меня не лишка. Сам знаешь, продукт ежедневной потребности. Для тебя, конечно, могу... Но-только расписку надо. А то как бы, сам понимаешь, неперехватили.
— Дам. Только чтоб бронь была!
Вскоре оба они выехали в Огоньково: Залесов верхом, Гоголь-моголь на велосипеде.
— Видишь ли, Павлиныч, — не умолкал Залесов, — в стройке я вроде как участвовал маловато. Неудобно. Вот и решил я устроить бесплатное угощение, каждому,, сколь хоть, по потребности. — Он самодовольно подкрутил усы. — Авторитет укрепляю, да и деньги свои в дело-пущу. Счет-то ведь потом представлю. А без угощения какой же пуск? Тут не только районное начальство прилетит, жди из области. Пусть видят инициативу Залесова!
— Резонно, — ухмылялся Гоголь-моголь.
— Только ты тово, в секрете. Никому ни гу-гу... Сюрприз!— Залесов спрыгнул с седла и, взяв жеребца под уздцы, пошел рядом с велосипедистом. — План у меня таков. Сарай из-под оборудования — тебе. Тут можно бочки и прочую тяжелую артиллерию выстроить. Обед на» лоне природы. А по берегу палатки развернем. Чтоб культурная торговля была. Понял?
— А митинг где думают?
— Это мы сами с Русановой сообразим, — важно ответил Залесов. Он остановился и начал чертить рукоятью-плетки на дороге линии. — Вот здесь, скажем, возле-станции трибуну водрузим. От нее веером по косогору пойдут скамеечки. Понимаешь, вроде как в цирке. Отсюда людям все будет видно: и трибуну, и станцию, и плотину. Перильца березками разукрасим, гирляндами пихтовыми обовьем. Вроде как аллейка через реку. Представляешь?
Наутро Залесов привел к месту строительства нескольких стариков-плотников и долго что-то им объяснял.. Вскоре они стали таскать доски от сарая и пилить их,.
Приехавшая в это время Елена спросила у Залесова, что он затеял.
— А мы, Елена Никитична, вчера с товарищем Рожковым обсуждали... — начал Залесов не совсем уверенно. — Как-никак открытие, праздник, угостить надо. И мы вроде как инициативу... Я вот со своего пая тысяч двенадцать-пятнадцать на общее дело... — Залесов говорил все быстрее, сбивчивее, обеспокоенный тем, что Русанова избегает его взгляда и молчит.
Елена действительно не смотрела на него и все больше хмурилась. Потом подняла глаза на самодовольное, гладко выбритое, с закрученными усиками лицо Залесова и вспыхнула:
— Знаешь, Залесов, я прошу тебя, слышишь! — Елена уже не скрывала своего негодования. — Слышишь, чтобы духу твоего с твоими затеями не было! Как нестыдно, как только не стыдно. Война, хлеб убирать надо,, все силы кладем, а ты...
Она махнула рукой и, не докончив, пошла прочь.
Днем на электростанцию приехал Ермаков. Все видели, что он чем-то сильно озабочен. Он молча прошел в машинное отделение, справился о чем-то у механиков, потом, отведя в сторону Пчелинцева, спросил:
— Скоро пустите станцию, Михаил Алексеевич? Пчелинцев снял очки и начал их протирать, что делал в тех; случаях, когда хотел подумать.
— Недели через полторы, Виктор Ильич, не раньше.
— Провода во все колхозы проведены?
— Да, подключили все, кроме Заборья.
— Так в чем же дело?
— А в том, что у нас установлена только одна турбина. Две еще в пути. А мне хочется пустить станцию на полную мощность.
Лицо Ермакова посуровело.
— Неужели вы не понимаете, что теперь дорог каждый час! — Он вытащил из кармана газету:—Читай. Мы оставили Новочеркасск, Ростов... Немцы рвутся к Волге. Отрезают продовольственные базы. Нам нужен хлеб...
С минуту оба молчали. Потом Пчелинцев сказал:
— Все понятно. Когда нужно дать ток?
— Возможно скорее. Район приступает к массовой уборке. Одновременно будем и молотить, и сдавать хлеб государству. Электроэнергия требуется немедленно.
— Хорошо, Виктор Ильич. Через два дня дадим ток. — Немного погодя Пчелинцев спросил: — А пуск станции будем отмечать?
— Отмечать? — Ермаков с минуту подумал. — Да, отмечать будем. Обязательно будем. Соберем митинг, расскажем людям о положении на фронте. Но это позднее... Через недельку... Надо подготовиться. Как раз и турбины подоспеют.
Ермаков попрощался с Пчелинцевым и поехал на своем газике в Огоньково.
Через два дня станция дала электроэнергию на тока.
В Огонькове в эту ночь молотил» во всех трех бригадах. В первой бригаде Елена сама подавала снопы. Из молотилки весело шуршало зерно. Женщины, не успевая убирать солому, радовались:
— Ну, и силушка!
— Наша бы старушка давно захлебнулась!
— Зерно-то сухое-пресухое.
— Ты, Лена, осторожней, а то и тебя удернет в барабан.
Елена отшучивалась. Голова ее была повязана старенькой косынкой, лицо припудрено пылью, одни глаза блестели. Быстрая, ловкая, она сегодня была неутомимой и не уступала места у барабана до вечера. Сменившись, Елена отряхнула с себя пыль, ополоснула лицо и села передохнуть. Потом подошла к веялке, потолковала с людьми и собралась домой. Выйдя на Гребешок, она остановилась и загляделась на множество ярких точек, усеявших, как звезды, ночной горизонт: то светились огни во всех окрестных колхозах. «Вот оно... сбылось! — думала Елена. — Выстроили станцию, теперь легче, будет».
Она не заметила, как к ней подошел Пчелинцев.
— Правда, красиво? — услышала Елена его тихий голос и оглянулась.
— Так хорошо, что и сказать не могу! Спасибо вам, Михаил Алексеевич! А помните, вы не верили, хотели бросить нас?
Она засмеялась. — Вам спасибо, Елена Никитична. Ваша рука во всем.
— Так уж и моя... Всем народом строили...
Они помолчали. Елена бросила быстрый взгляд на Пчелинцева. Он словно ждал от нее чего-то или сам хотел ей что-то сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110