.. самый младший Русанов, — и Щагилин протянул большую руку Алешке. Потом, ощупав карманы и найдя серебряный портсигар с выдавленной подковой, подал: — За хорошего коня тебе.
— Рановато ему это, Алексей Фомич, — заметил отец.
— Курить — это верно, рановато, — согласился Шаталин. Он. вынул из портсигара папиросы, засунул их себе в карман и снова протянул пустой портсигар: — Ну, уж все равно, обратно подарок не берут. Держи. В память за хорошего коня. А курить, согласен, рановато, — и он опять крепко пожал руку Алешки.
Лошадей отправляли на другой день. Почти все колхозники — от мала до велика — собрались к конюшне и с грустью смотрели на опустевшие стойла. И вот тронулись в путь. На целый километр растянулись подводы, грохоча колесами по твердой июльской дороге. Отправлял и Алешка своего Орлика.
Вагоны на станции подали не сразу. Только на третий день Савваха Мусник сумел погрузить всех лошадей. Отправив состав, он подошел к своей низкорослой лошаденке и, бережно погладив ее по спине, невесело сказал:
— Отправили лошадушек, Голубок. Теперь нам с тобой надо впрягаться по самые уши в работу...
Насыпав в ящичек овса и растряхнув на телеге сено, он прилег и вскоре заснул.
Проснулся Мусник неожиданно от легкого толчка в бок. Чей-то глуховатый и очень спокойный голос сказал:
— Э-э, гражданин...
— Чего тебе? — спросонья недовольно огрызнулся Савваха и выглянул из-под шляпы. Перед ним стоял высокий человек в роговых очках и тоже в шляпе. «Жулик!» — мелькнуло у Саввахи в голове, и он схватился за карман, где лежали документы и деньги. «В аккурат кошелька не найду», — ужаснулся он и торопливо принялся- шарить по карманам, не замечая, что козы окружили Голубка и уже доедали сено.
Найдя на телеге вывалившийся из кармана кошелек, Савваха облегченно вздохнул, отогнал коз и уже не сердито, а весело-хитровато взглянул на незнакомца.
— Вы, золотко, в кою сторону? Может, ехать куда надо?
Человек в кожаном пальто улыбнулся, блеснув стеклами очков, и указал на чемодан:
— На жительство, папаша, пробираюсь,
— Вакулированный?
— Не совсем так. На работу еду, в Огоньково. Случайно, не из тех краев, отец?
— Как же не из тех... Из тех, — Савваха сощурился, снова бросил испытующий взгляд на незнакомца, потом на его начищенные ботинки и подумал: «Эх ты, шут возьми, а я за жулика принял!» И довольный, что, наконец, догадался, кто перед ним стоит, сказал:
— Артист, значит? У нас тоже клуб есть, в аккурат постановочки смотрим.
— Не угадал, отец. Голос, говорят, у меня не тот. Савваха понял, что с ним шутят, не смущаясь, подхватил:
— Бывает и так. Ежели талантов не лишка в мозгах, так и голос не поможет. Одно хрипенье, как в плохом репродукторе. Так вы, стало быть, по другой части? У нас вон тоже ждут какого-то инженера.
— Теперь, наверное, угадали. Я и есть инженер Пче-линцев. Еду к вам на стройку.
Пчелинцев достал из кармана папиросы, угостил стат рика. Мусник закурил, потом услужливо поднял тяжелый чемодан, приладил его в передок телеги и принялся запрягать своего Голубка.
Вдоль дороги стояли коренастые ветвистые сосны, Пчелинцев всматривался в темную глубину леса. Где-то в стороне вспорхнули куропатки, на полянку выбежал русак, посидел на задних лапках и испуганно бросился в подлесок.
Задумавшись, Пчелинцев вспомнил о Варе. Он познакомился с ней недавно. Они жили по соседству и, как-то возвращаясь с работы домой, случайно встретились и познакомились. Сейчас он почувствовал: «Привык. Без Вари трудно!» И с сожалением подумал, что ему уже тридцать четыре, а ей всего девятнадцать. «Приеду — напишу письмо».
Оторвавшись от своих мыслей. Пчелинцев спросил возницу о строительстве электростанции.
— Как же, строим, — ответил Савваха. — Перемы-ку насыпали. А тут, хлоп, война. Осталось одно бабье...
— Может, игра не стоит свеч?
— Каких свеч? Мы, слава богу, без них обходимся. Пока что маленькая станция светит.
— Я говорю: людей нет. Без людей ведь не выстроишь станции.
— Известно, не выстроишь, — согласился старик. — Шолгу нашу меж коленок не зажмешь, как ягненка, вывернется. Опять же у людей все в руках. Надо, значит, работаем...
Проехали километров десять. Уже стемнело. Неожиданно из-за поворота, где кусты малины и смородины теснились к берегу, скользнули два луча от фар, и Голубок вдруг шарахнулся в сторону: седоков так тряхнуло, что они оба чуть не вывалились из телеги. Это произошло так быстро, что Пчелинцев не все сразу понял. Оказалось, что Голубок, бросившись через канаву, сорвал с болта передний скат колес и, фыркая, застрял в ольховнике.
— Ну, и черт же лошадка, — слезая с телеги, ругался Мусник. — И опять же эта машина. Обождать бы ей малость... или нам. Ох ты, Голубок бескрылый. До старости дожил, а эдак делаешь. Машины испужался. Чудак...
Шофер остановился, выключил фары. Из машины вышел приземистый человек в кожаной тужурке и направился к телеге. Савваха Мусник, не унимаясь, ругался:
— Черт тя... обождать бы, что ли? Так нет. Шоферье нынче пошло...— и, выглянув из-под телеги, вдруг воскликнул: — Да это, кажись, товарищ Виктор Ильич? Доброго здоровья! Лошаденка у меня сплоховала. Всю жизнь прожила бок о бок с машинами, а тут испужа-лась, чудачка.
Ермаков, подойдя к Пчелинцеву, обнял своего давнишнего товарища. Улыбаясь, они некоторое время разглядывали в темноте друг друга, не находя с чего начать разговор, как это бывает после долгой разлуки. Потом оживленно принялись расспрашивать один дру-
гого, перескакивая с вопроса на вопрос, словно торопясь узнать все сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110