— Наденька, Надя была у них... Вы ведь всех знали.., Наденька... дочь Кошелевых. Вы... видели ее? Видели?.. Знали... Вы не могли ее не знать...
— Знать?.. Я —Надя Кошелева. Надежда Владимировна Кошелева.
Теперь она в упор смотрела на Кошелева, дрогнул подбородок. Еще до того, как он схватил ее за руки, глаза налились слезами. А он все не верил-Смотрел на нее и не верил... Разве воскресают мертвые?!
— Надежда, Надя... Ты жива?! Жива!!! —Он прижал к лицу ее руку.- Наденька!.. Ведь я - Сергеи. Сергеи Кошелев... Твой брат... Оттуда...
- Сережа... Да, да... Сережа,— слезы покатились у нее по щекам.—Ведь я все думала... Глаза... Знакомые глаза... И не знаю тебя... Папины глаза...—Она обняла Кошелева за шею, прижалась щекой к его щеке — Я помню маленькой была и помню... Мама говорила о мереже и плакала, и мама Нюся тебя всегда вспоминала ...
Кошелев целовал ее теплые мягкие волосы, лоо, мокрые щеки и тоже плакал.
— Ты был такой послушный, ты был красивый, добрый Так всегда говорила мама Нюся, когда я не слушались. - Надя подняла к нему лицо, на светлые ясные
глаза все еще набегали слезы, но она улыбалась, улыбалась, обнимая его шею, всматриваясь в незнакомое.
но уже родное лицо,—Она очень любила тебя, мама Нюся, тмилась с тобой. Помнит все смешные слова, которые ты тогда говорил... Как она обрадуется, Сережа! Ты даже не представляешь, как она обрадуется. Ведь нам написали оттуда, что ты умер.
— Я знаю... Я все знаю... Наденька... Я ведь приехал, искал тебя всюду... Вчера сказали... Тогда я и взял билет . И пришел с нашим домом проститься. И к Анне Петровне... Это все дворничиха... Эта милая, чудная женщина... Я бы уехал, не увидев тебя...
— Куда уехал? Какая дворничиха? Какой билет? Сядь, объясни все по порядку. Куда ты собирался ехать?
Он сел, не выпуская ее рук, и она села рядом.
— Я ведь только на время... Узнал, что тебя нет, и взял билет... в Марсель.
— И ты собирался уехать?! У тебя там семья?
— Никого...— Он опустил голову. Как уехать от Нади, от сестры, которую он полюбил, не зная ее, и которая стала ему еще дороже теперь, когда увидел ее, узнал столько о своей семье.
— О чем ты толкуешь, Сережа?! Никуда ты не поедешь! Никуда!.. Ты русский. Ведь ты русский!..
В эти мгновения искренней духовной близости, какая возможна между родными и чуткими людьми, интонации были красноречивее слов. А слова... как бы символы мыслей, чувств, дорогих сердцу воспоминаний о тех, -кого уже не было в живых...
— Верните сыну... наш берег...—тихо произнесла Надя. Ведь это — как завещание...
— Как завещание... Нет, больше. Гораздо больше... На улице послышались громкие голоса, и среди них выделялся бас «дяди» Паши:
— ...худой, высокий... Волосы черные, глаза синие...
— Как же, был! — ответила дворничиха.— Чудной такой!..
Кошелев бросился к окну. Так и есть. Возле «Пчелки» «дядя» Паша с Вавиловым.
— Юра! — позабыв о приличиях, на всю улицу крикнул Кошелев.
— Вот он, беглец! — «Дядя» Паша вслед за Вавиловым устремился к окну.
— А мы посты расставили. Тетю Маню — на причале к лайнеру. Галина с Зикой в гостинице. Сами по городу мотаемся...
— Вместо пляжа,— перебил Вавилова «дядя» Паша.— Вместо роскошного обеда и серьезного разговора о твоем, Сергей Владимирович... — Он осекся и округлившимися глазами уставился на Надю, которая тоже подошла к окну.
— Сестра! Наденька нашлась! — крикнул Кошелев, боясь, что его перебьют.
— То есть как?.. Не понимаю?! — на лице Вавилова было радостное изумление.
— Идите скорее в дом. Мы все-все объясним,— рассмеялась Надя.— Пошли, встретим друзей, Серело...





1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52