д.
Уже в нашей первой группе отправляется прекрасная во всех отношениях компания. Нет недостатка в жизнерадостной молодежи и в умудренных опытом взрослых людях, а также в маленьких и больших ребятишках, которые тянутся к жизни».
Так писала нью-йоркская газета «Уус Ильм» в пятницу 23 февраля 1923 года.
Мой тесть, Таавет Лыхмус, читая эти строки, потирал руки. Мы с отцом Тимму не столь восторгались, у нас еще
было в памяти, как лет двадцать назад тут на Рог1ипе-1е1- 1ег села на мель финская коммуна. В те годы, правда, вокруг финской коммуны бушевали капиталистические страсти — теперь в России у власти коммунисты. Одно лишь удивляло — что совершенно неимущего человека здесь в коммуну не принимали. Семья, которая пожелала стать членом эстонской сельскохозяйственной коммуны и выехать из Америки в Россию, должна была внести в кассу самое малое пятьсот долларов; на эти деньги приобретали тракторы и разные сельскохозяйственные машины, которых в России еще не было или имелось мало. У меня, у Марги и Любы (она вроде бы входила в нашу семью) эти деньги, конечно, были, водились они и у моего отца, человека одинокого, и у тестя с тещей, но, наверное, были и такие эстонцы, которые не могли внести полагающуюся сумму.
Марга была в восторге, так же как и ее отец. Я бы с куда большей радостью отправился на Пааделайд, не беда, что на вывозе камней уже не заработаешь, не голышом же ходят люди на Пааделайде и в Панкранна, поди, портному работа найдется. Барону Мааку платить ренту уже не надо. Эстония теперь самостоятельная республика, и даже если там пока живется неважно, как пишет газета «Уус Ильм», в дальнейшем, может, все образуется. Яагуп начнет зарабатывать на угрях, да и сейчас вроде бы сидит не без копейки или пенни. Ведь кое-кто из канадских и американских эстонцев возвращается домой. Конечно, есть и такие, кто едет, наоборот, сюда за лучшей долейт
Долго я колебался, прежде чем отправил пятьсот долларов организаторам коммуны. Марге загорелось ехать, и я не хотел отставать от нее. Колебался также мой отец, но и он отослал свои деньги в Нью-Йорк. Так вот и отправились вшестером: Таавет Лыхмус с женой, я, Марга, Люба и мой отец. Нелегко было покидать Рог1ипе-1е11ег и его обитателей, за долгие годы мы уже свыклись с этой жиз-?? нью, однако предстоящее манило. Сестра Наама с мужем не поехали и маленького Ээро не отдали. Они уже несколько лет растили его, он был Силье как брат и сам не хотел покидать ее. Силой увозить я не решился, ребенок маленький, да и Марга приходилась ему всего лишь мачехой. Наама — родная тетя — была и останется ему вместо матери. И правильно, что не взял. Парень оказался башковитым, Наама и ее муж, который доводился моему сыну
дядей по материнской линии, дали ему хорошее образование, и теперь Ээро — скажем, так его зовут — здесь на хорошем счету. А мы, шестеро эстонцев, распрощались со здешней землей и ее людьми, все возможное обратили в деньги или раздали близким и отправились теперь с запада на восток, по железной дороге в Нью-Йорк, где нас уже дожидались организаторы коммуны и часть коммунаров. Рахель и Беньямин, которые жили в Ванкувере, с нами не поехали. Беньямин собирался стать зятем владельца магазина готовой одежды, и смысла оставлять невесту и заделываться коммунаром у него не было. Теперь Беньямин — солидный торговец. Рахель умерла, скончались и Наама с мужем. Два года назад опустили в землю Лаури Андерсона; в своей жизни он больше имел дело с водой и рыбой, чем с землей. Ведь сказано, что из земли ты сотворен и в землю уйдешь. Человек не водное существо, хотя ловлей рыбы всю жизнь добывал свой хлеб насущный из воды.
Вместе с сотней других эстонских коммунаров и с сельскохозяйственными машинами мы погрузились в Нью-Йорке на пароход, который причаливал во многих европейских портах и, ссадив на берег других пассажиров, наконец-то доставил нас в Ригу.
Проплывая ночью мимо Сааремаа, как же мы с отцом вглядывались в мигающие маяки острова!.. Где-то рядом находился и Пааделайд со всеми его обитателями, с их радостями и заботами. И не было там уже барона Маака! Сааремаа стал уездом Эстонской республики, и хотя по описаниям газеты «Уус Ильм» жизнь в Эстонии была бедная, может, в дальнейшем она улучшится? Здесь живет брат Яагуп с семьей и тетя Яагупа Лена, которая выхаживала меня и благодаря которой я в юности снова обрел ноги... Лена теперь в Кадака, а не в Пихланука. Как там у нее со здоровьем — тоже ведь в годах? Вдруг и она согласилась бы уехать в Россию? Вот доберемся до места, надо будет ей написать... Рахель осталась в Америке, ни опасаться, ни ревновать теперь уже некого. Если бы пароход остановился возле Сааремаа и спустили на воду лодку и если бы спросили, кто хочет посетить остров, наверное, мы с отцом были бы в лодке первыми. Как знать, вернулись бы мы на пароход или нет? Только зачем ему останавливаться? И мы поплыли дальше в Ригу, откуда отправились в южную Россию, до выбранного для коммуны места.
Поначалу было трудно, и некоторые семьи вернулись в Америку. Мы же остались и пережили тернистые времена и годы подъема коммуны. Общий стол обязывал всех, по мере сил, одинаково трудиться, но выкладывались не все. А вот еду, одежду и жилье были скоры получать поровну. Случалось, ворчали, и трения были, от чего оказалось нелегко освободиться. Зато не произошло пожара и отчаянного предпринимательства, как у финнов в 1903 году на Рог1ипе-Ье11ег. Вот так коммуна и продержалась двенадцать лет. Потом пришли трудные времена. Часть самых понятливых и работящих коммунаров исчезла. Увезли и моего отца, и хроменькую Любу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65