Почти никто — все боятся навлечь на себя неприятности. Только позванивает Николай Иванович Рыжков как земляк земляку. Уговаривает не лезть в политику: «Тебя пристроили, будь благодарен! Займись своим делом». Не иначе как поет с голоса Горбачева. Ельцину это очень не нравилось. Ездить по стране не давали, чтобы не баламутил народ, встречи с коллективами срывали, запретами обложили со всех сторон. Он чувствовал себя, как медведь на цепи: в корыте корма полно, а в лес за забором, манивший запахом свободы, не сунешься.
В советской печати имя его было по-прежнему под запретом. А ему так хотелось высказаться не за рубежом, а в своей стране, перед своими гражданами и о выступлении на партконференции, и о текущей политике. Он почему-то думал, что у меня имеется влияние на редакторов центральных газет. И просил поднажать на них. Если бы все было так просто! Странно, но он все еще считал редакторов самостоятельными фигурами. Я пообещал переговорить с Егором Яковлевым, главным редактором «Московских новостей». Хотелось помочь человеку, придавленному несправедливостью и местью обнаглевших от вседозволенности чинуш. Егор был заводным человеком и обожал популярность. А популярность приносили острые публикации. «Московские новости» официально представлялись газетой не партийной, а учрежденной, как я уже говорил, общественной организацией АПН. В ней разрешались кое-какие вольности. И этим пользовались журналисты. Я предложил Яковлеву сделать с Ельциным большую беседу — это будет гвоздевой материал. Он сначала отмахивался, а через пару дней подошел ко мне и сказал: «Давай, делай!».
На даче в Успенке мы просидели с Ельциным половину субботнего дня — я пытался выдавить из него как можно больше разумных идей. И с сожалением обнаружил, что Борис Николаевич застрял в прошлых обидах и что для него нет темнее зла на земле, чем Егор Лигачев. Мы долго жевали эту подпахшую тему, затем я сказал ему: стоп! Надо обсуждать перспективу. Нравится Ельцину обстановка в стране? Нет! Почему? Нравятся экономические реформы? Нет! Почему? Что бы он делал сам на месте кремлевской власти?
Постепенно Ельцин разговорился — он как бы почувствовал себя на трибуне, перед толпой. Емко анализировал ситуацию, давал злые оценки не личностям, а действиям всей власти. Он, видимо, давно не спорил ни с кем, и родничок его мыслей засосало унылостью, как песком. А вот встряхнулся, добавил ярости, и пробила свежая струйка. Вернувшись домой, я расшифровал запись нашей беседы, подчистил кое-что — получилось две газетные полосы острого материала.
У Егора Яковлева был обычай складывать в папку подготовленные к печати статьи, если они грозили ему опасностью, садиться в машину и ехать за советом на Старую площадь к члену Политбюро, секретарю ЦК Александру Николаевичу Яковлеву. Этот Яковлев давал зеленый свет материалам о репрессиях Сталина в отношении соратников Ленина, о расстреле поляков в Катынском лесу, о сговоре Молотова с Риббентропом. А критический разговор о современной политике зачастую похеривал. «Забодал» он и несколько моих материалов. Его можно понять: надо быть Иванушкой-дурачком, чтобы давать добро на подкопы под тебя самого и твою команду. И когда Егор отвез на Старую площадь беседу с Ельциным, хорошего я не ждал. И не ошибся. Из беседы вычеркнули несколько страниц целиком, по другим тоже погулял синий карандаш (почему-то любили Цензоры синие карандаши!) — материала осталось на полполосы. Причем выброшенной оказалась самая суть. Но и это еще не все. Александр Николаевич разрешил напечатать осколки беседы только в номере на немецком языке (тогда «Московские новости» выходили на русском, французском, английском и немецком). Это было издевательство. Я повез Ельцину исчерканные страницы, он походил по кабинету взъерошенный, а потом сказал:
— Черт с ними, пусть печатают хоть это. Все-таки газета не иностранная;.
Он ненавидел Александра Николаевича: и за его антиельцинское выступление на октябрьском пленуме ЦК, и за травлю в печати, подконтрольной секретарю ЦК по идеологии. Я слушал его иногда и думал, вот прижучит он однажды Яковлева в темном углу и тихо придушит. Но непостижимое дело! Став президентом РФ, Борис Николаевич лелеял его и, хотя держал чуть в стороне, обеспечивал непыльными должностями. Мне до сих пор не ясна подноготная их мирного сосуществования после развала Союза.
Блокаду удалось прорвать поздней осенью, и то через ВКШ — Высшую комсомольскую школу. Под видом встречи со слушателями — комсомолятами пригласили в школу редакторов молодежных газет и редакторов многих партийных изданий из союзных республик. К тому времени в национальных образованиях на Москву оглядывались уже меньше.
Встреча продолжалась около пяти часов — вопросы, ответы. Не сказать, что Ельцин искрил идеями и нырял в глубину проблем, но злые слова о вседозволенности чиновников, о круговой поруке в коридорах власти людей задевали. Здесь он на всю катушку использовал популистским прием, к которому впредь будет прибегать постоянно. Газеты больше месяца печатали отчеты о встрече — на читателей хлынул освежающий поток правды. О Ельцине снова заговорили.
И тут, в феврале, как раз начались окружные собрания по выдвижению кандидатов в народные депутаты СССР. В стране предстояли первые альтернативные выборы — люди выдвигали, кого хотели. На Ельцина был большой спрос. Его назвали своим кандидатом десятка два городов.
Все-таки силен был Борис Николаевич своей интуицией! Где ему баллотироваться, чтобы пройти наверняка? Я предлагал и Свердловск и Петрозаводск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32