— А-а-а! — истерично визжит продавчиха, выпучив глаза.— А-а-а! Я ворую?! ОМОН?! Мыши, да? Я, значит, кошка, да? Охамела?.. Каждый сопляк — хозяин?..— Она уже задыхается.— Режим-ники-и-и-и!!! — и, выхватив откуда-то замызганный свисток, трубит в него из последних сил.
И ты, мой неразумный Фант, ты, выступивший не в своей интеллектуально-весовой категории, ты, измученный идиотизмом всего происшедшего за день и оттого, наверное, такой неврастеничный, ты вдруг пугаешься и, схватив бутылку пива, спешно ретируешься, забыв о том, что подал торговке с самого начала пятак, а сдачи так и не получил. И пока она ругается не стесняясь, и все еще зовет режим-ников, правда, явно тише, и переносит ярость на следующего клиента, неповинного, ты отходишь, стараясь не бежать, все дальше и дальше, постыдно краснеешь, ощущаешь новый спазм в желудке, подбегаешь к какой-то тумбе, трясущимися руками рвешь пробку с бутылки, но, забыв о невероятной крепости орбитальной укупорки, дергаешь слишком сильно, сносишь у бутылки горлышко, после чего, вздрогнув, роняешь драгоценный сосуд, и тот… раз-би-ва-ет-ся.
В это время тебя отыскивает Иоланта. Она безмерно удивлена твоим видом — растрепанная прическа, багровая физиономия, искаженный рот — и пузырящейся лужей у тумбы. Она спрашивает:
— Что с тобой? Тебе очень плохо? Как это произошло? Боже, тебя сейчас кондрашка хватит! Стоит мне отойти, и…
…И ты, войдя в облик своего недавнего врага, тоже переносишь огнеметную струю гнева на безвинное существо.
Зажмурившись и скрежеща зубами, ты выдираешь из себя:
— За-а-аткни-ись!
Только здесь, только сейчас, хотя из гуманных соображений это следовало сделать раньше, я, безжалостный автор, опускаю занавес…
Да-а… дела… Нужна пауза. Пусть герои замрут в нелепых позах на перроне вакуум-станции, а мы пока подумаем, чем заполнить пустоту, образовавшуюся в нашем повествовании.
Вот что. Заполню-ка я ее очередным куском из гениального произведения Фанта «Удивительное путешествие», имеющего подзаголовок «остросинкопированная дискретная фуга».
Ну и что из того, что Фант еще не записал этот кусок? Что в памяти компа его еще нет? Нет — так будет. Фант относится к тому счастливому типу литераторов, которые долго, мучительно долго вынашивают новую вещь в голове — в сущности, мысленно пишут ее до последней буквы,— а потом быстро, очень быстро, практически без помарок переносят текст на бумагу, или заносят его в память компьютера, или фиксируют на фонокристалле.
Вот и сейчас: проще простого извлечь кусок «фуги» из головы Фанта — он называется «Контрэкспозиция» — и предложить его вниманию читателя. Цитат здесь больше не будет. Ведь цитаты относились к Противосложению, а эта мелодия призвана расцвечивать контрапунктом лишь основную часть фуги — экспозицию.

КОНТРЭКСПОЗИЦИЯ
13. Вторым нашим открытием было то, что все планеты издавали разнообразные звуки. В сущности, в этом нет ничего удивительного: до поры до времени мы ведь думали, что и рыбы «немы как рыбы»,— ан нет! — среди них попадаются такие балаболки…
Так вот, мы встретили планету, которая издавала пустой звук, но не потому, что она была полая, а потому, что на ней было поразительно пусто: хоть шаром покати,— и в домах жителей, и в магазинах, и на полях, и на складах… Соседние планеты так и говорили о ней: «Пустая планета!»
И мы встретили планету, звеневшую очаровательным хрустальным звоном: все ее жители сидели за одним большим столом и чокались фужерами, чокались бокалами, чокались лафитниками, чокались рюмками, чокались стопками, чокались стаканами, чокались чашками, чокались вазами (и ночными тоже!), чокались графинами, чокались кастрюлями, правда, кастрюли несколько диссонировали. В общем, было страшно весело, а тамада чокался ведром, и за жестяным грохотом ведра никаких речей слышно не было, тем более что их никто и не слушал, и все покрывал очаровательный хрустальный звон.
И мы встретили планету, которая играла прекрасные симфонии Бетховена, Моцарта, Прокофьева, Хиндемита, Шостаковича. Жители давно привыкли к этому и не обращали на подобную музыку никакого внимания. Но если приезжал с гастролями какой-нибудь атаман стекло-рока, все сбегались и слушали с наслаждением.
И мы встретили планету, которая тарахтела. Сначала мы не поняли, откуда идет звук, поскольку на планете жил всего один человек, очень умный на вид. Он сидел на большом камне у шалаша и думал, думал, думал… Он ничего не видел и не слышал: он морщил большой лоб с залысинами и мыслил. В конце концов мы во всем разобрались: тарахтело у него в голове. Я осторожно снял с мыслителя голову и потряс — из нее вывалилась черная бесформенная закавыка размером с яйцо. На закавыке было написано: «Ум». Потом супруга в свою очередь потрясла голову мудреца, и из нее вывалилась вторая закавыка с надписью: «Честь». Затем снова пришла моя очередь, я вытряс яйцо со словом «Совесть», и, наконец, супруга с трудом вытащила из головы здоровенную членистоногую, совершенно страшную балалайку, на которой коряво, от руки, было написано: «Наша эпоха». Мы рассовали «Честь» и «Совесть» по карманам, «Ум» положили в корабельный трюм, паучью балалайку выбросили в ближайшую лужу, а в голову аборигена накидали в порядке эксперимента разных мелких камней. Потом водрузили голову на место. Она исправно загромыхала, и мудрец вернулся к прерванному процессу мышления.
А еще мы встретили планету, которая ухала. Ее жители занимались созидательным трудом: они бурили скважины, взрывали скалы, поворачивали реки, закапывали проливы и насыпали новые острова. Каждый раз, когда в планету вонзался бур, или когда взлетала на воздух гора, или когда в землю вгрызался экскаватор, планета говорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50