– спросил кто-то.
– Мне многое известно о магматической интрузии в тектонических процессах, – ответил Эгон. Это прозвучало довольно враждебно.
– И ты можешь зарабатывать на этом деньги? – с искренним удивлением брякнул кто-то еще, снова вызвав всеобщий смех.
– Я пишу статьи в журналы, – сказал Эгон. – И получаю зарплату учителя. Удовлетворение получаешь не оттого… – Он вдруг почувствовал, что любое его объяснение будет искажено. – Восемьдесят тысяч, – сказал он.
– Восемьдесят, неплохо.
– В неделю, конечно? – спросил другой.
Снова этот густой самодовольный смех, который означал: болван.
Эгон осмотрелся. Кореша, подумал он. Это кореша. Интересно, что у них общего? О чем они будут говорить, когда он уйдет? Мысль о том, что он появился здесь из-за Аксела, его раздражала, и, чувствуя его покровительство, он спросил:
– А что вас, собственно, связывает друг с другом?
Смех, последовавший за этим вопросом, был поистине гомерическим, однако веселье – фальшивым. Аксел тоже смеялся, подолгу задерживая дыхание, – этот смех Эгон помнил еще по Ла-Рошу. Так смеялись бы короли над дикарем, совершившим преступление, за которое был повешен кто-то другой.
– Мы часто вместе тренируемся, – ответил один.
Когда все отсмеялись в очередной раз, Аксел переключил внимание на Эгона. Дела у него шли неплохо. После того единственного раза он больше не сидел в тюрьме. Однако было очевидно, что Аксел не намерен распространяться о себе. Он спросил у Эгона, как тот поживает, и Эгон рассказал ему о своих небольших шансах на получение профессорского места и об Адриенне. Никакой реакции на имя жены не последовало.
– А ты, что касается женщин, немножко успокоился? – спросил Эгон, ненавидя себя за то смущение, из-за которого так коряво сформулировал вопрос.
– Я каждый день успокаиваюсь с женщинами, – ответил Аксел.
Когда Эгон уже собирался уходить, Аксел взял его за рукав и посмотрел так, будто хотел поклясться в вечной дружбе.
– Послушай, – сказал он. – Если у тебя когда-нибудь возникнут проблемы, обращайся. Я всегда рад помочь своим друзьям.
Выйдя на улицу, Эгон уже не сомневался, что пил кофе с бандитами. Бобби, конечно же, телохранитель. Он заподозрил это сразу, едва переступив порог кафе, но сейчас был в этом уверен. Восемьдесят тысяч гульденов в неделю – это скорее всего не шутка, они действительно получают такие деньги. Четыре миллиона в год – что ж, неплохо. Он сидел там с миллионерами. У каждого, несомненно, при себе оружие. У Аксела тоже. Эгону вдруг стало грустно: подобное шоу – с пистолетами, телохранителями и миллионами – просто издевка над мирными обывателями, такими, как он. Но в то же время их ловкость и сила, необходимые для того, чтобы играть по правилам того мира, вызывали в нем уважение. Именно это и хотел продемонстрировать ему Аксел, остальные могли и подождать. И лишь сейчас Эгон понял, зачем был затеян весь этот поход в кафе: Аксел был в состоянии заставить всех ждать; больше того, он хотел не только приподнять завесу над тем миром, но и по-бравировать своим авторитетом.
Через три дня на первой полосе всех газет появилось сообщение о перестрелке на лодочном складе в Лоосдрехте, в результате которой один ее участник скончался на месте, а двое получили серьезные ранения. Один из пострадавших, «бывший член студенческой корпорации Аксел в. д. Г. (34), произвел, судя по всему, смертельные выстрелы». Другого звали Алберт С, а погибшего – Питье де Нейве. Скорее всего произошла разборка между торговцами наркотиками.
Значит, он действительно носил при себе пистолет, подумал Эгон. Мальчик, ходивший за черникой и напевавший песенку про горшочек с маслом. Интересно, встреча в кафе каким-то образом вписывалась в этот сценарий? И были ли Алберт и Питье среди всех тех коров и питов, которых он там видел? Возможно, он был последним, кто их тогда рассмешил.
Аксел лежал при смерти. Эгон надеялся, что он умрет, хотя бы только потому, что пули в теле – признак дурного вкуса.
Газеты пестрили сообщениями о бывшем студенте, сыне директора больницы в Хилверсуме, а ныне главаре наркотического мира, разъезжающего на «роллс-ройсе» и ворочающего миллионами. Аксела заманили в ловушку. Он знал об этом, но все же пошел. Без телохранителя. Все или ничего, мертвый или победитель. Его поступок выглядел мужественным, но именно эта мужественность внушала Эгону отвращение – он уже видел такое много лет назад, во время их первого знакомства. Жалкое зрелище – Аксел, добивающийся признания, играя собственной жизнью; Аксел, залезающий на строительные леса или отправляющийся на склад, где его поджидали вооруженные бандиты. Мужество Аксела было не чем иным, как глупостью, отсутствием самоуважения. Он превратился в карикатуру вкупе с его корами и питами, с его Бобби и красивыми женщинами, «роллс-ройсом», пулями в теле, с его борьбой за жизнь в надежно охраняемой больнице.
Двадцать лет Эгон преклонялся перед ним – теперь он знал, что ошибался. Он вышел из игры победителем. Аксел был прав: законы действительно ничего не значили и были вымыслом, оторванным от реальности. Но истинная сила – как раз в умении им следовать и, не нарушая их, создавать что-то ценное. Пока Аксел распространял по миру наркотическую чуму, менял женщин и повесил на себя убийство, Эгон обогащал мировую науку, тем самым совершая что-то полезное, вместе с Адриенной думая о покупке домика во Франции, о ребенке. Сбылось сказанное тогда в лагере Ла-Роша: Эгон стал геологом, а Аксел – неудачником. Аксел умрет или до конца дней угодит за решетку.
* * *
Аксел выжил, а спустя полгода после того, как он оправился от ранений, состоялся суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43