Четыре неудачные попытки.
Галифакс, Клекхитон, Лидс, Престон, Брэдфорд.
Кровавый Прилив, Кровавое Наводнение.
Я закрыл глаза, чай остыл, в комнате стало еще холоднее. Она наклонилась вперед и раздвинула волосы. Я снова услышал ее песню, нашу песню:
«Прощение и отпущение грехов, конец раскаянию?»
Мне нужно было в туалет.
О, Кэрол.
Я открыл дверь, включил свет и увидел ее:
Она лежала в ванне – красная вода, белая плоть, синие волосы; ее правая рука свисает через край, на полу – кровь, глубокие змеи врезались в запястья.
На коленях:
Я вытащил ее из ванны, из воды, завернул ее тело в полотенце и попытался вернуть в него жизнь.
На коленях:
Я качал ее взад-вперед, ее тело было холодным, губы – синими, в руках – черные дыры, в ногах – черные дыры, в голове – черные дыры.
На коленях:
Я звал ее, умолял ее, ради всего святого, я обещал ей, что больше не будет лжи, только правда, только открой глаза, чтобы услышать свое имя, услышать правду:
– Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…
Но она сказала:
– Я должна, Джек. Так надо.
Звонок в студию: Я читаю Библию.
* * *
Джон Шарк: Я знаю, что читаете.
Слушатель: (читает) «Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих так, чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить».
Джон Шарк: И что вы хотите этим сказать?
Слушатель: Они не раскаялись ни в убийствах, ни в колдовстве, ни в воровстве, ни в прелюбодеянии.
Передача Джона Шарка
Радио Лидс
Пятница, 17 июня 1977 года
Глава двадцать четвертая
Я останавливаюсь на вересковой пустоши у места, которое называют Могилой. Боль уходит, день тоже.
Пятница, 17 июня 1977 года.
Я достаю ручку и открываю бардачок.
Я нахожу атлас и вырываю из него несколько пустых страниц.
Я исписываю страницу за страницей, но потом мну их.
Я выхожу из машины и иду к багажнику, достаю из него клейкую ленту и шланг.
Я сижу и сижу в машине, но в конце концов снова беру ручку и начинаю сначала:
Дорогой Бобби,
Я не хочу жить без тебя.
Они будут лгать тебе обо мне,
Как раньше лгали и мне.
Но я люблю тебя и всегда буду рядом.
Я всегда буду тебе помогать.
Люблю, твой папа.
Я включаю зажигание и кладу записку на приборную доску. Я смотрю на вересковую пустошь, но там, за лобовым стеклом, я вижу только одно, я вижу его лицо, его волосики, его улыбку, его маленький животик, вылезающий из голубой пижамы, я вижу, как он изображает ручонками телескоп, но потом все расплывается из-за слез, все расплывается из-за…
* * *
Джон Шарк: Алло?
Слушатель:
Джон Шарк: Алло?
Слушатель:
Джон Шар к: Что Вы молчите? Черт…
Передача Джона Шарка
Радио Лидс
Суббота, 18 июня 1977 года
Глава двадцать пятая
– Спасибо, – сказал я и прошел через фойе.
Я нажал на кнопку с цифрой семь и начал подниматься в старом лифте «Гриффина», глядя, как мимо проплывают этажи.
Я вышел из лифта на лестничную площадку.
Я пошел по коридору – вытертый ковер, обшарпанные стены, вонь.
Я подошел к двери и остановился.
Я положил пальцы на ручку двери и повернул ее.
Дверь была не заперта.
Комната номер 77.
Отец Лоуз сидел в плетеном кресле у окна, на фоне серого Лидского вокзала, среди крыш, труб, голубей и их дерьма.
Все было разложено на кровати, на белом полотенце.
– Садись, Джек, – сказал он, не оборачиваясь.
Я сел на кровать рядом с его инструментами.
– Сколько времени?
Я посмотрел на часы:
– Скоро семь.
– Хорошо, – сказал он и встал.
Он закрыл занавески и поставил плетеное кресло в центр комнаты.
– Сними рубашку и сядь сюда.
Я сделал так, как он сказал.
Он взял с кровати ножницы.
Я сглотнул.
Он встал позади меня и начал стричь.
– Хотите освежиться к выходным?
– Да что-то макушка сильно отросла, – ответил я, улыбаясь.
Он закончил стричь, подул мне на голову, затем смахнул оставшиеся седые волосы рукой.
Он подошел к кровати и положил ножницы обратно на полотенце.
Он взял крестовую отвертку и маленький закругленный молоток, встал позади меня и зашептал:
– В море пути Твои, и стези Твоя в водах многих, и следы Твои не познаются.
Я закрыл глаза.
Он поставил острие отвертки мне на макушку.
И я увидел –
Две семерки сталкиваются, и все начинается снова, и снова, и снова, лица, закрытые плащами, ботинки на бедрах, трусы, болтающиеся на одной ноге, задранные лифчики, вырезанные груди и выпотрошенные животы, пробитые головы, грубость и жестокость, Смутное Время, охота на ведьм, древние английские города, десять тысяч мечей, сверкающих на солнце, тридцать тысяч танцовщиц, рассыпающих цветы, белые слоны в красно-сине-белых попонах, цена, которую мы платим, долги, в которые мы влезаем, искушение Джека под дешевыми плащами, очередная водолазка и розовый лифчик задраны, под ними – плоская белая грудь, змеи, ползущие из ран в брюшной полости, белые трусики, болтающиеся на одной ноге, сандалии, лежащие на дряблых ляжках, девушки легкого поведения в крови, густой, черной, липкой крови, заливающей их волосы, вперемешку с кусочками кости и серого мозга, медленно стекающей на траву в Солджерс Филд, вспышки света внутри моих глазниц, белая ночнушка из универмага «Маркс и Спенсер», дочерна пропитанная кровью из наделанных им дыр, сплошные дыры, эти дырявые люди, эти дырявые головы, Дэниел стоит у древней стены в древние времена, играет со спичками внутри моих глазниц, на стене написано «тофет»: белые «Форды-капри», бордовые «корсары», «лендроверы», свой срок можно мотать по-разному, НЕНАВИСТЬ, без подлежащего, без сказуемого, просто НЕНАВИСТЬ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83